мудрость, помогающая держать в узде не только внешние проявления чувств, но и сами чувства.

Когда тебя поцелует бог, пусть только во сне, это многое меняет – иначе ты недостойна его любви.

– И погиб он почти в те самые дни, когда и Бальдр, в самую Середину Лета, – ободрившись, продолжал Бер. – Ты хотела… ну, ты помнишь… пойти за ним.

Правена кивнула. «Нанна», – назвал ее Вали сын Одина, и это имя было полно нежности. Имя богини, умершей от горя над телом супруга.

– Убил его Игмор с братией, но им его смерть была не нужна. Как и Бальдра убил Хёд, который ему зла не желал. Истинным виновником был Локи. И смерть Улеба была нужна вы знаете кому. Моему брату Святославу. Который и Улебу был братом. Вали убил Хёда, а Локи не тронул. Не знаю почему – то ли не ведал по малолетству, кто виновник… Да. – Чуть помолчав, Бер кивнул. – Он сказал мне это еще в нашу первую встречу, на кургане ночью. Сказал, «я был слишком молод, и как все, что делается в юности не подумавши, моя месть вышла несправедливой». Он знает, что несправедливо было наказывать Хёда, когда стрелу тому в руки вложил Локи. Он искупает ту невольную вину, помогая людям с той же бедой найти верный путь…

– Так Вали – это ты? – прямо сказал Алдан. – Потому он и пришел к тебе – к одному из троих братьев, замешанных в это дело. К тому, который взял на себя обязанность…

– Но какой же это правильный путь? – Осененная мыслью, Правена едва дала Алдану договорить. – Ведь он не повел тебя мстить Святославу!

– Ну… – Бер нахмурился. – Может, он понимал, что я не подниму руку на брата, да еще и своего князя…

– Бог мести должен был помочь тебе как раз это сделать, – заметил Алдан. – На что без его помощи решиться трудно.

– Или… – начала Правена, – мы еще слишком мало знаем о… о замыслах… – Она посмотрела в небо. – Но он обещал мне… Рано или поздно – стрела найдет свою истинную цель.

Они помолчали, рассеянно наблюдая обычную суету на Анундовом дворе. От Анунда скрыли, что за побоище случилось на землях, с которых он получает дань, ему сказали, что Алдан водил людей на лов ради припасов. Сыны Синего Камня, конечно, захотят отомстить за своих убитых – мерян пришлось возле той норы положить человек пять, – и теперь нужно было решать, не убраться ли Алдану с отроками подальше отсюда, пока в Келе-боле не поняли, откуда явилась напасть. Но тогда пришлось бы оставить Бера здесь одного: Анунд вовсе не отступил от решения дождаться посольства из Хольмгарда, а уж потом вернуть ему свободу. А без своей дружины Бер из такой дали не выберется, даже если Анунд передумает. Но пока в мыслях у всех царила такая сумятица, что принимать решения было рано.

Из пяти Улебовых убийц, что ушли живыми с места схватки, троих удалось настичь и прикончить. Осталось двое, в том числе Игмор – зачинщик этого дурного дела. Но преследователи лишились не просто сильного бойца – бойца-бога, и уж если это не знак, что дальше удачи не будет, тогда что? А на стороне противника обнаружилась такая сила – щит валькирии, – что разумный человек поневоле усомнится, не будет ли дальнейшее преследование битьем головой о стену. «Не зарывайся» – первый завет того, кто живет благодаря удаче; самая сильная удача – это уметь угадать, когда она кончается и запас нужно восстановить. Бер пока только слышал об этом, но Алдан такие вещи хорошо знал по опыту.

– Игмор… – произнес Алдан.

– Что? – Вздрогнув, Бер повернулся к нему.

– Им нужен Игмор. Одину. Эта дева в шлеме не защитила ни тех двоих, ни Девяту с Добровоем и Градимиром. Она возникла, когда должен был прижмуриться Игмор.

– Зачем Игмоша-нечеса сдался Одину? – недоверчиво спросила Правена. – За каким бесом?

– Почем я знаю? Но если бы мы положили Игмора… – Алдан на миг замолчал, еще раз вглядываясь в эту мысль, – то можно было бы считать наше дело сделанным. Улеба убивали они втроем – Игмор, Девята, Добровой. Он сам мне сказал – Игмор то есть.

– А Красен?

– Не знаю. У нас было мало времени… словом переброситься.

Вспомнив ту беседу с Игмором в последние мгновения схватки, Алдан в который уже раз подумал: если бы он не завел этот разговор, а просто нанес удар – успел бы покончить с Игмором, пока не появилась валькирия? Или она все равно появилась бы в нужный миг? Она ведь живет там, где нет времени, и поэтому может войти в любой миг человеческого времени, какой ей угоден.

А еще Игмор сказал… что-то такое несуразное, чему Алдан не поверил и принял за попытку потянуть время. Сейчас, с более холодной головой, подумал: вдруг это правда – что Игмор тоже сын Ингвара? Или хотя бы думает так. Тогда его ненависть к Улебу – тоже побочному сыну, но признанному семьей и любимому княгиней Эльгой – имела еще одну, более важную причину, чем желание услужить Святославу…

И если это правда, тогда понятно, почему валькирия была прислана на помощь Игмору, а не кому-то из его товарищей. Сын конунга, пусть и побочный, должен быть дорог Одину более прочих…

Занятые этой беседой, они не сразу обратили внимание на непривычную суету у ворот. Анундовы хирдманы толпились на забороле, разглядывали что-то на реке, кому-то кричали, кто-то со всех ног пустился в дальний конец города – известить конунга.

– Уж не за нами ли это? – Наконец Алдан заметил шум и поднялся с бревна. – Отважные сыны Синего Камня жаждут моей крови?

– Как они так быстро вас сыскали бы? – не поверил Бер.

– Игмор с Красеном знают, кто на них напал.

– Но откуда им знать, что мы в Озерном Доме?

– Может, хотят конунгу пожаловаться…

– Тише! – Правена подняла руку. – Это Хедин.

Она оказалась права: ворота растворили, с площадки у причала стали подниматься люди, и в том, на ком был красивый зеленый кафтан, Бер живо признал русобородого владыку Силверволла, Хедина. А потом…

– Ётунова бабушка… – прошептал он.

За Хедином шла еще одна знакомая фигурка – невысокая, тонкая девушка с очень светлой косой, в зеленовато-сером дорожном платье, тоже ему знакомом. Вот она повернула голову, осматривая первый двор, и сразу увидела их троих возле кучи бревен. Замерла, не сводя с Бера глаз. Изумление на его лице помешало ей сразу броситься к нему, хотя только об этом она и мечтала все эти долгие