– Какая же он скотина!

– Я не хотела тебе говорить. Надеюсь, Господь будет милостив и завтра отнимет у него жизнь.

А если Господь не вмешается, я сам его прикончу, подумал Нед. Вслух он этого говорить не стал.

– Пойду-ка я снова потолкую с Люком. Устрою так, что драка непременно будет.

– Каким образом?

– Еще не знаю. Что-нибудь придумаю.

– Пожалуйста, береги себя. Не хочу, чтобы ты пострадал.

– Ладно. Неси свою рыбу домой.

Марджери помедлила, а затем, словно набравшись храбрости, сказала:

– Ты единственный, кому я могу доверять. Единственный на свете.

Нед кивнул.

– Знаю. Иди домой.

Она вытерла глаза рукавом платья и вышла из собора. Нед последовал за нею минуту спустя.

Встреться ему в тот миг Суизин, он напал бы на графа, не раздумывая, стиснул бы горло этому негодяю, задушил бы на месте голыми руками – или напоролся бы, что вернее, на меч Суизина. Впрочем, Нед был слишком разъярен, чтобы беспокоиться из-за подобных мелочей.

Он повернулся и бросил взгляд на величественный западный фасад собора, влажный от мнившегося неизбывным мелкого английского дождика. В дверь в этом фасаде люди заходили в поисках Бога. Как вообще кто-то осмелился помышлять об убийстве в храме? Но ничего другого на ум не приходило, ни о чем другом Нед попросту не мог думать.

Нед велел себе мыслить здраво. Признай, приятель, против Суизина тебе вряд ли выстоять, а если и выстоишь – тебя повесят за нападение на благородного. Лучше вспомни, что ты умен, а Суизин туп, и придумай какой-нибудь хитрый способ покончить с графом.

Рыночная площадь, на которой бывало многолюдно каждую субботу, нынче кишела зеваками, прибывшими в Кингсбридж на завтрашнюю церемонию. В обычных обстоятельствах, пробираясь между людей и бесчисленных прилавков, Нед мимоходом бы отмечал и запоминал различные подробности – где цены упали, где поднялись, чего в избытке, а чего в изобилии, сколько денег у горожан и на что те их тратят; но сегодня все это не имело значения. Он сознавал, что с ним здороваются знакомые, но был слишком поглощен собственными мыслями, чтобы заводить разговоры, и отделывался лишь взмахом руки или коротким кивком.

Наконец он добрался до дома и вошел внутрь. Матушка Неда за последние годы резко сдала. Она горбилась, словно съежилась, и повсюду ходила, опираясь на палку. Казалось, что Элис утратила всякий интерес к миру за пределами дома: она дотошно расспрашивала Неда о королеве и королевской службе, но едва ли вслушивалась в его ответы. В прежние времена она бы с удовольствием вызнавала подробности политических действий и потребовала бы от сына полного отчета о том, как именно Елизавета повелевает своим окружением.

Впрочем, с того мгновения, как Нед покинул дом этим утром, кое-что все-таки поменялось. Матушка сидела в главной зале, и с нею были трое слуг – экономка Джанет Файф, ее муж, хромой Малькольм, и их шестнадцатилетняя дочь Эйлин. Все выглядели взволнованными, но улыбались, и Нед сообразил, что пришло некое хорошее известие.

Завидев сына, Элис воскликнула:

– Барни вернулся в Англию!

Хоть что-то, да ладится, подумал Нед и заставил себя улыбнуться в ответ.

– Где он?

– Высадился в Куме с «Ястреба». Нам прислали весточку – он дождется, пока ему заплатят, за три года сразу, и поедет домой.

– С ним все в порядке? Вроде бы он плавал в Новый Свет…

– И вернулся невредимым!

– Устроим праздник, зарежем самую толстую телушку.

Лицо Элис омрачилось.

– Нет у нас телушки. Ни толстой, ни какой еще.

Юная Эйлин, в детстве запавшая на Барни, вставила:

– Зато есть полугодовалый поросенок! Мы с мамой хотели пустить его на сало. Можно его зажарить.

Нед кивнул. Наконец-то вся семья соберется вместе!

Когда сели за обед, Нед снова вспомнил о бедах Марджери. Матушка оживилась, гадала вслух, какие приключения выпали на долю Барни, коли тот побывал в Севилье, в Антверпене и на Испаньоле. Нед рассеянно отвечал, поддерживая беседу, а сам продолжал размышлять.

Марджери просила предостеречь пуритан, чтобы те пришли вооруженными, и надеялась, что Суизин погибнет в разгоревшейся стычке. Однако она постыдилась поведать Неду истинную причину своего желания, и он, преисполненный лучших намерений, сам того не желая, все испортил: стычки не будет, мощи не вынесут из собора, у пуритан не появится повода возмущаться, а у Суизина не будет предлога для нападения.

Надо как-то исправить то, что уже сделано. Это выглядело почти невозможным. Декан Ричардс наверняка откажется, если предложить ему устроить побоище в храме.

Можно, конечно, все подстроить – для этого достаточно сообщить всем, кто замешан в этом деле, что декан захоронит мощи святого Адольфа на рассвете. Но ведь это еще не все. Кто знает, как повернется? Суизина могут ранить – а могут и не ранить. Для безопасности Марджери надо бы проследить, чтобы графу перепало как следует.

Как превратить завтрашние похороны в ловушку для Суизина?

Может, воспользоваться коварным планом Ролло, слегка тот изменив?

Замысел начал обретать очертания. Можно заманить Суизина в собор, скормив графу какую-нибудь убедительную ложь. Но католики не доверяют Неду. Хорошо, а кому они доверяют?

Тут он вспомнил, что говорила Марджери – что Донал Глостер, оказывается, наушничает Ролло. Значит, Ролло верит Доналу.

Если подговорить Глостера…

Из-за обеденного стола Нед удрал, наскоро проглотив последний кусок. Спустился по главной улице, свернул у причала бойни и направился к Тэннерис, городской окраине, где размещались всевозможные пахучие, если не сказать – смрадные, производства. Отыскав дом Глостеров, он постучал в дверь. Открыла мать Донала, привлекательная женщина средних лет, темноволосая и с пухлыми губами, которые сын явно унаследовал от нее. Вид у мистрис Глостер был настороженный.

– Чем обязана, Нед Уиллард?

– Добрый день, мистрис Глостер, – вежливо сказал Нед. – Я пришел потолковать с Доналом.

– Он на работе. Знаешь, где ведет свои дела Дэн Кобли?

Нед кивнул. Склад Кобли стоял на берегу реки.

– Не хотелось бы отрывать его от работы. Когда он должен вернуться?

– Заканчивает он на закате, но обычно идет в таверну, а уж потом домой.

– Спасибо.

– Что тебе от него нужно?

– Просто поговорить.

Мистрис Глостер покачала головой. Нед ушел, понимая, что мать Донала ему не очень-то поверила.

Он вернулся на набережную и сел на моток веревки, продолжая обдумывать свой замысел, который выглядел весьма рискованным и опасным. Вокруг кипела торговая жизнь, подплывали и отплывали лодки, подъезжали и укатывали прочь повозки, доставляя и забирая зерно и уголь, камни из каменоломни и древесину из леса, отрезы полотна и бочонки с вином. Именно так обрела достаток его семья – покупая в одном месте, продавая в другом и богатея на разнице в ценах. Со стороны смотрелось просто, но это был способ разбогатеть – единственный способ для тех, кто не принадлежал к знати и не мог заставлять других платить арендную плату за пользование землей.