Ложась спать, она плотно закрыла дверь, а затем с помощью Пегги подперла изнутри большим сундуком. Пожалуй, сундук мог бы быть потяжелее, но тогда они вообще не сдвинули бы его с места.

В довершение всего она надела пояс поверх ночной сорочки и привесила к поясу нож в ножнах. И пообещала себе при случае обзавестись кинжалом побольше.

Бедная Пегги перепугалась от этих приготовлений, но Марджери не стала ничего объяснять, ибо в таком случае ей пришлось бы обвинять графа.

Она легла. Пегги задула свечи и свернулась калачиком на своем матрасе. Мик был явно озадачен новым жильем, но встретил перемену с собачьей покорностью и заснул у очага.

Марджери лежала и думала. На левый бок она повернуться не могла, поскольку даже прикосновение к пуховой подушке причиняло нестерпимую боль. Она лежала на спине с широко раскрытыми глазами, понимая, что вряд ли заснет. Пытаться заснуть было сродни тому, чтобы убеждать себя, что она может выпорхнуть в окно и улететь.

Пережить бы эту ночь, всего одну ночь! Завтра вернется домой Барт, а уж потом она найдет способ больше никогда не оставаться наедине с Суизином. Правда, Марджери тут же сообразила, что подобное едва ли возможно. Это Барт решал, ехать ей с ним или не ехать, и далеко не всегда интересовался ее пожеланиями. Должно быть, он оставлял ее дома, когда уезжал к очередной любовнице или когда хотел завалиться с шумной компанией в веселый дом; а может, у него имелись иные развлечения, о которых она не догадывалась, но в которых жена была бы помехой. Без причины он не согласится ее увозить, а причину она озвучить не могла. Выходит, она в ловушке, и Суизину это известно.

Единственный путь к спасению – убить Суизина. Но если она убьет графа, ее повесят. Никакие оправдания казни избежать не помогут.

Хотя если обставить все как случайность…

Помилует ли ее Всевышний? Может быть. Ведь не по Его же воле над нею надругались.

Дверная ручка со скрежетом повернулась.

Мик обеспокоенно тявкнул.

Кто-то пытался войти в спальню.

– Кто там? – испуганным голоском проблеяла Пегги.

Ручка снова повернулась, потом в дверь стукнули, и сундук сдвинулся на дюйм.

– Убирайся! – крикнула Марджери.

За дверью громко фыркнули, как бы от усилия, и сундук отъехал в сторону.

Пегги завизжала.

Марджери спрыгнула с кровати.

Сундук отползал все дальше, царапая пол. Дверь приоткрылась на столько, чтобы в щель мог протиснуться мужчина. В спальню пролез Суизин в ночной рубахе.

Мик залаял. Суизин примерился и пнул собаку в грудь босой ногой. Мик жалобно заскулил и удрал в коридор.

Суизин заметил Пегги.

– Пошла прочь, пока и тебе не досталось.

Служанка убежала.

Граф придвинулся к Марджери.

Та выхватила нож из ножен на поясе.

– Если не уйдешь, я убью тебя!

Суизин выбросил вперед левую руку и ударил Марджери по запястью с такой силой, словно вместо руки у него был кузнечный молот. Нож выпал из пальцев жены Барта Ширинга. Граф схватил ее за плечи, легко оторвал от пола и кинул на кровать. Затем взгромоздился сверху.

– Раздвигай ноги, – прошипел он. – Хватит кобениться.

– Ненавижу тебя, – выплюнула Марджери.

Он занес кулак.

– Раздвигай ноги, не то снова врежу.

Она не могла допустить, чтобы он прикоснулся к ее лицу, и сознавала, что, если граф ударит ее опять, она, скорее всего, умрет. Поэтому, заливаясь слезами бессильной злости, покорно раздвинула ноги.

4

Ролло Фицджеральд делал все, что было в его силах, чтобы продолжать следить за протестантами. Основным источником сведений оставался для него Донал Глостер, старший помощник Дэна Кобли: Донал ненавидел семейство Кобли, которое не пожелало видеть его женихом красотки Рут, и охотно принимал деньги от Ролло, поскольку Дэн ему платил не слишком щедро.

С Доналом Ролло встречался в таверне «Петух» на Голлоуз-Кросс. На самом деле это заведение было веселым домом, и потому Ролло всякий раз брал отдельную комнатку, где им двоим никто не мешал и никто не мог их заметить. Если кто из девиц и будет сплетничать, все решат, что в этой комнатке всего-навсего уединяются любовники-мужчины. Конечно, противоестественная связь считалась грехом и преступлением, но те мужчины, которые захаживали к шлюхам, не принадлежали к числу людей, что спешат доносить властям.

– Дэн злится, что декана Люка назначили епископом, – поведал Донал осенью 1563 года. – Пуритане кличут Люка флюгером – мол, вертится, как подует ветер.

– Правильно кличут. – Ролло криво усмехнулся. Ну да, перемена убеждений под нового правителя на троне именовалась «политикой», а людей, склонных к подобной переменчивости, называли «политиками». Ролло их ненавидел. – Думаю, королева выбрала Люка за его податливость. А кого прочил в епископы Дэн?

– Отца Иеремию.

Ролло кивнул. Иеремия был священником церкви Святого Иоанна в Лаверсфилде, южном пригороде Кингсбриджа. Его всегда считали смутьяном и реформатором, однако сана не лишали. Из него вышел бы грозный епископ-протестант, нетерпимый к тем, кто следовал иному вероучению.

– Хвала небесам, что не Дэн решал.

– Он пока не сдался.

– Ты о чем? Решение уже принято, королева объявила, что Люк примет посвящение послезавтра.

– У Дэна есть план. Вот почему я попросил о встрече. Знал, что тебе будет интересно.

– Продолжай.

– Ради посвящения нового епископа обычно выносят мощи святого Адольфа…

– Ага. – Эти мощи хранились в кингсбриджском соборе на протяжении столетий, помещенные в украшенный драгоценными камнями реликварий, который стоял на алтаре. Паломники со всей Западной Европы стекались к этим мощам – помолиться о здравии и благополучии. – Сдается мне, на этот раз Люк не захочет их трогать.

Донал покачал головой.

– Люк намерен вынести мощи из собора, потому что этого будут ждать горожане. Говорит, что мощам никто не молится, потому это не идолопоклонство, а просто прославление памяти великого человека.

– Изворотливый, стервец.

– Пуритане твердят, что это будет богохульство.

– Еще бы!

– В воскресенье они хотят напасть.

Ролло приподнял бровь. Это и вправду было любопытно.

– Что-то они хотят сделать?

– Когда мощи понесут по улицам, они намерены отобрать реликварий и осквернить эти кости. Высыпать на землю. Разумеется, с воплями, что пусть Всевышний, дескать, испепелит их на месте, если они не совершают богоугодное дело.

Ролло опешил.