В парламенте Бёрк не имел поддержки. В июне 1791 года его «Обращению от новых вигов к старым» не удалось отвлечь от Фокса ни одного сторонника. У. Питт холодно посоветовал ему лучше восхвалять английскую Конституцию, чем поносить французскую. «Выражением своих взглядов, — печально писал Бёрк французским принцам, покинувшим родину и собиравшим войска в Кобленце, — я приобрел себе много врагов и мало друзей». Но мнение народа понемногу склонялось на его сторону. Продажа 30 тысяч экземпляров показала, что «Размышления» отражают общее настроение англичан. Действительно, настроения Англии в этот момент не благоприятствовали сколько-нибудь справедливой оценке революции. Внимание страны было направлено в основном на промышленность; люди, много работавшие и быстро богатевшие, разделявшие узкие практические воззрения дельцов, с неудовольствием смотрели на это внезапное нарушение порядка, на эту неутомимую, но колеблющуюся деятельность, на эти риторические обращения к чувству человечности, на эти отвлеченные и часто пустые теории. В Англии это было время политического довольства и общественного благосостояния, быстрого экономического развития и сильного религиозного движения. Свойственная островитянам слабость интереса к другим народам мешала людям понять, что на материке отсутствуют все элементы этого довольства, порядка, мирного и гармонического развития, примирения общества с религией. Насильственность законодательных перемен революции и рост анархии в стране уничтожили симпатии, которые революция поначалу вызвала у англичан. Скоро эти симпатии, в сущности, ограничились немногими группами реформаторов, которые собирались в «конституционных клубах» и неосторожные языки которых только усиливали национальную реакцию. Но, несмотря на призывы Бёрка и возгласы вельмож, бежавших из Франции и желавших одного выступить против своей родины, Европа сторонилась войны, а У. Питт сохранял нейтральное положение, хотя, по-видимому, и неохотно.

Положение дел на Востоке заставляло У. Питта сильно желать восстановления спокойствия во Франции; поэтому он расстроил составленный знатными эмигрантами план высадки на ее берега и прямо объявил в Вене о том, что, если между Францией и императором начнутся военные действия, то Англия сохранит полный нейтралитет. Но император так же, как и сам Питт, не хотел войны. Екатерина II, закончив свою войну с Турцией, думала впутать обе немецкие державы в борьбу с революцией, так как это позволило бы ей одной завладеть Полыней, но ни Австрия, ни Пруссия не желали связывать себе руки. Бегство Людовика XVI из Парижа в июне 1791 году поставило на минуту Европу перед войной; но он был перехвачен и возвращен, и на время опасность склонила, по-видимому, революционеров Франции к большей умеренности. Людовик XVI не только принял Конституцию, но и серьезно предостерегал императора против всякого вооруженного вмешательства, так как оно могло погубить его престол. Поэтому на конференции в Пильнице император Леопольд II и прусский король довольствовались неопределенной декларацией, призывавшей европейские державы содействовать восстановлению нормальной формы правления во Франции, воспользовались нейтралитетом Англии, чтобы отказать французским принцам во всякой военной помощи, и просто занялись делами Польши.

Но вскоре мир, которого они желали, стал невозможным. Конституционные роялисты во Франции воспользовались раздражением, вызванным Пильницкой декларацией, и снова выдвинули требование войны, которая, на их взгляд, должна была придать силу престолу. Более крайние революционеры, якобинцы, вопреки сопротивлению своего вождя Робеспьера, тоже высказались за войну с императором. Сделали они это под влиянием «жирондистов», или депутатов Южной Франции, которые стремились к республике и видели в великой национальной войне средство ниспровержения монархии. Обе партии потребовали роспуска войска, образованного эмигрантами на Рейне, и хотя Леопольд II принял это требование, но в апреле 1792 года Франция объявила его преемнику императору Францу II войну.

Ошибочно предполагая увлечение революцией в Англии, французы рассчитывали на ее содействие в этой войне и были удивлены и возмущены решением У. Питта держаться в стороне. Напрасно У. Питт старался сгладить это раздражение, ограничивая свои требования неприкосновенностью Голландии и обещая нейтралитет даже в случае занятия Бельгии французской армией. Напрасно подкреплял он эти обещания сокращением военных сил и установлением мирного бюджета, основывавшегося на сильном снижении налогов. Революционеры все еще не теряли надежды на помощь Англии в деле освобождения Европы; но теперь они пришли к мысли, что прежде чем эта помощь будет оказана, нужно освободить саму Англию. Поэтому своей первой задачей они считали совершить в Англии революцию, которая освободит народ от аристократии, угнетающей как его, так, по их мнению, и целые народы вне пределов Англии. Необходимым условием установления свободы в Англии стало восстание Индии и Ирландии для их освобождения от английского гнета. С этого момента агенты Франции стали повсюду «сеять семена революции». В Ирландии они вступили в отношения с «Соединенными ирландцами». В Индии они появились при дворах туземных князей. В самой Англии они старались при помощи «конституционных клубов» вызвать то же настроение, что и во Франции. Французский посланник Шовелен горячо протестовал против прокламации, объявлявшей эти отношения мятежными.

Воздействовие этих усилий революционеров на друзей революции сказалось в вынужденном ими у Фокса заявлении, что в подобный момент неудобно даже обсуждение парламентской реформы. Между тем Бёрк усиленно старался распространить по всей Европе тревогу сочинениями, в которых натянутость стиля возмещалась напряженностью чувств. С самого начала он побуждал эмигрантов взяться за оружие и послал к ним в Кобленц своего сына. «Бейте тревогу, — писал он им, — сейте ужас». Но посеянный роялистами террор вызвал в самой Франции террор революционный. Когда императору стала грозить война, оба германских двора сблизились, неохотно отказавшись от всякой надежды на мир с Францией. Они собрали войско в 80 тысяч человек под командованием герцога Брауншвейгского и в августе медленно двинули его на Маас. Хотя Франция и вызвала борьбу, но сама оказалась почти беззащитной; се войска в Бельгии при первом же столкновении обратились в позорное бегство; от армии паника распространилась на весь парод и приняла ужасные насильственные формы.

При первом известии о приближении союзников 10 августа парижская чернь ворвалась в Тюильри, и по ее требованию Людовик XVI, искавший себе убежища в собрании, был лишен сана и заключен в Тампль. В сентябре генерал Дюмурье, благодаря смелости и ловким переговорам, остановил движение союзников в Аргонских теснинах; в это время шайки наемных убийц перебили роялистов, заполнявших тюрьмы Парижа[14], с целью повлиять на выборы в новый Конвент, собравшийся для отмены королевской власти. Отступление прусской армии, численность которой была настолько ослаблена болезнями, что поход на Париж стал невозможным, и блестящая победа Дюмурье при Жемаппе, подчинившая ему Нидерланды, превратили панику французов в безумную самоуверенность. В ноябре Конвент объявил, что Франция предлагает помощь своих солдат всем народам, которые желают бороться за свободу. «Все правительства наши враги, сказал его