энтузиазма восприняли идею взять на работу женщин с совсем маленькими детьми, заявив, что не смогут обеспечить работницам нормальные условия[1312]. В апреле 1945 года государство стало строже относиться к освобождению от работы иждивенцев, обязав районные и городские бюро Комитета проверять, чтобы каждый, кто получает иждивенческую карточку, получал бы также официальное освобождение от мобилизации по медицинским или иным причинам. Без освобождения им теперь не полагалось выдавать продовольственную карточку[1313]. Война близилась к концу, и государство в яростной спешке неразборчиво применяло политику кнута и пряника – улучшало условия, лишало продовольственных карточек, мобилизовало матерей с маленькими детьми и иждивенцев, – прибегая ко всем мыслимым административным мерам, чтобы воспрепятствовать уклонению от мобилизации, найти рабочих и поддерживать производство.

Трудовая мобилизация и вооруженное сопротивление

К 1945 году все области и республики страны пытались выполнить план по трудовой мобилизации. Особенно трудным для областных бюро оказался последний квартал 1944 года, особенно на освобожденных территориях. Некоторые начальники бюро уже не верили в реалистичность поставленных задач: трудоспособного населения не осталось. Руководитель ровенского бюро расстроенно объяснял: «Несмотря на наличие резерва рабочей силы в области, мы не можем обеспечить даже своих, внутриобластных потребностей. В результате разрушения немецкими оккупантами хозяйства области восстанавливаются медленно из‐за отсутствия рабочей силы и даже восстановленные предприятия из‐за отсутствия рабочей силы работают не на полную мощность»[1314]. Когда военкомату поручили провести мобилизацию для отправки людей на фронт, пришлось забирать рабочих с предприятий. Начальник бюро в Днепропетровске заметил, что мобилизовать людей для работы в промышленности почти невозможно из‐за острой нехватки рабочих рук в сельском хозяйстве: «Брать некого. Контингент исчерпан»[1315]. Короче говоря, все уже где-то работали.

Тех, кто занимался мобилизацией на местах, обязывали во что бы то ни стало выполнять поставленные задачи, поэтому они забирали людей даже без официальных повесток, включая тех, кто был освобожден, например подростков младше четырнадцати лет и женщин с маленькими детьми. Один работник Комитета негодовал, что местные советы освобождали от мобилизации родственников ответработников, зато забирали всех стариков и женщин с детьми. В Ростовской области четырех колхозниц, чьи мужья были на фронте, с маленькими детьми отправили работать на завод в Таганроге – за 80 километров к западу. Женщины написали письмо Михаилу Калинину, номинальному главе правительства, прося его о помощи:

Дорогой товарищ Калинин М. И.

Мы все вчетвером с своими малыми детьми жили и работали в колхозе имени Щеденко.

После освобождения от немецкого ига, мы сразу взялись за восстановление нашего колхозного хозяйства. Мы знаем, что тот хлеб который мы выращиваем на наших родных полях тоже является грозным оружием против ненавистного врага. Не считаясь с временем и силами добились хороших успехов, урожай у нас богатый, беда лишь в том не хватает рабочих рук и вот в самый разгар работ приезжает к нам в колхоз представитель Таганрогского завода имени Сталина и мобилизирует нас семейных с детишками на работу в завод. Пригрозив нам, что если мы не поедем, то нас посадят в тюрьму. Поплакали горько, забрали детей, бросили все хозяйство, скотину на чужих людей, даже часть детишек пришлось оставить с 70-летней старушкой и приехали в Таганрог. В Таганроге просили директора завода отпустить нас до-дому но он даже не ответил на наше заявление. Одна надежда на тебя, родной, заступись за нас, а мы тебя заверяем будем трудиться на наших полях не жалея сил и время, еще больше и еще лучше[1316].

Три женщины карандашом нацарапали свои имена детским почерком, а за четвертую, неграмотную, подписалась ее товарка. В письме, типичном для такого рода прошений, подчеркивался вклад работниц в помощь фронту, а главное – экономическая ценность их труда в колхозе. Вместе с тем женщины, вынужденные бросить детей, скот, хозяйство, описывали обусловленный мобилизацией хаос. Письмо вскоре было направлено в Комитет, а затем и к Прокурору СССР, который начал расследование, пришел к выводу о незаконности мобилизации и разрешил женщинам вернуться[1317]. Колхозницам удалось добиться справедливости, но их просьба была лишь одной из многих, так и не расследованных.

На освобожденных территориях реакция на трудовую мобилизацию и возвращение советской власти оказалась весьма неоднородной. Люди, бо́льшую часть войны отрезанные от советских новостей, не соприкасались ни с духом массовой мобилизации, ни со стимулировавшей его культурой военного времени. Городские жители, особенно рабочие, отнеслись к мобилизации более благосклонно, чем крестьяне. От восстановления промышленности и транспорта зависел их заработок, и они понимали, что коллективные общенациональные усилия – самый быстрый и эффективный путь к восстановлению. Крестьяне, жившие в сельской местности с менее развитой инфраструктурой, неохотно оставляли семью и хозяйство ради работы на далеких предприятиях. Кроме того, мобилизация проходила более успешно на территориях, входивших в состав Советского Союза до войны, чем на тех, что были присоединены после 1939 года. Так, в Днепропетровской области, промышленном регионе, было легче набрать нужное количество людей, чем в Ровенской и Волынской областях, где многие отказались регистрироваться. Руководитель ровенского бюро отметил: «Большая часть населения враждебно относится к мобилизации»[1318]. Люди отказывались работать за пределами родной области или бежали в лес. Однако работников Комитета раздражали жалобы новых руководителей бюро, которых они к тому же презирали за то, что те почти всю войну прожили в оккупации. Один чиновник советовал им перестать жаловаться и подчиниться закону: «Если вы сравните свое положение с положением Урала и Сибири, то вы должны изменить подход к делу. Там потребовалось большое напряжение сил и все-таки там учитывали положение, необходимость быстрого восстановления эвакуированной промышленности и мобилизировали максимум рабочей силы. Сейчас Украина сама восстанавливает свою промышленность. Надо так подходить к вопросу, что мобилизация будет»[1319].

Ил. 20. Восстановление Крещатика. Киев, май 1945 года. Публикуется с разрешения ГАРФ.

Вооруженные националистические отряды на границах враждебно встретили не только мобилизацию, но и возвращение советской власти в какой бы то ни было форме[1320]. Они сотрудничали с оккупантами, работая в местных органах власти и полиции. После освобождения те, кто не бежал вместе с германской армией, преследовали и убивали советских чиновников, членов Комитета, мобилизованных рабочих и родственников подростков, поступавших в ремесленные училища. В Украине крупнейшая из таких ультраправых, фашистских организаций, Организация украинских националистов (ОУН), и ее вооруженное крыло, Украинская повстанческая армия (УПА), убили десятки тысяч мирных жителей, евреев и поляков, чтобы создать «этнически чистую» Украину. Еще до войны ОУН заявила,