Наутро они опять приходили и помогали ему выбраться изпостели: одна надевала ему чулки, другая подвязывала подвязки, третья приносилаобувь, четвертая умывала его и потом утирала ему лицо своим хвостиком."Это она очень ловко и мягко умеет делать", - говорил Ганс.

Но и он, в свою очередь, должен был служить кошечке и каждыйдень рубить дрова; на это выдавался ему топор серебряный, клин, и пила - тожесеребряные, и колотушка медная.

И вот он колол себе дрова для кошечки, жил у ней в доме,сладко ел и пил, но ни с кем ни разу не виделся, кроме пестрой кошечки и еесвиты.

Однажды она сказала ему: "Ступай и выкоси мне мойлужок, да высуши мне траву".

И дала ему косу серебряную, и брусок золотой, но приказалавсе ей возвратить.

Ганс пошел и исполнил то, что ему было приказано; выкосивлуг, он принес косу, брусок и сено обратно и спросил, не может ли она теперьему выплатить заслуженное им вознаграждение. "Нет, - сказала кошечка, -прежде ты мне должен еще одно дело сделать: вот тут и бревна на строениесеребряные, и топор, и скрепы, и все необходимое тоже из серебра; построй мнеиз всего этого небольшой домик".

Ганс домик построил и сказал, что теперь он все выполнил, алошади обещанной все еще нет.

А между тем условные семь лет протекли словно полгода.Спросила его кошечка, не хочет ли он выбрать из ее лошадей. "Хочу", -сказал Ганс. Тогда она ему открыла домик, и, чуть только дверь отворилась,видит он - стоят там в стойле двенадцать лошадей, статных да красивых таких,что на них сердце радовалось!

Потом она его накормила и напоила и сказала: "Ступайтеперь домой; твоего коня я тебе не дам с собою, а вот через три дня самаприеду и коня приведу".

Вот и собрался Ганс в дорогу, и она сама ему показала, какпройти на мельницу, но не дала ему даже и нового платья, и должен он былостаться в старом, заштопанном полукафтане, а он за семь лет стал ему всюду икороток, и узок.

Когда он домой вернулся, то и другие два батрака тоже пришлина мельницу: оба привели коней с собою, да у одного-то конь был хром, а удругого - слеп.

"Ганс, а где же твоя-то лошадь?" - спросили егобатраки. "Через три дня будет здесь".

Те расхохотались и сказали: "Ну, да уж коли ты-толошадь добудешь, так уж настоящая будет!"

Пошел Ганс в дом, но мельник сказал ему, чтобы он с ними несадился за стол - такая-то у него одежонка рваная и лохмотная, что пришлось быза него стыдиться, если бы кто чужой вошел. Вот и вынесли они ему немного едыза двери, и когда вечером все спать пошли, то двое других не хотели ему ипостели дать, и он, наконец, должен был забраться в гусиный загон и улечься нажесткой соломе.

Наутро, когда он проснулся, три дня-то уж и миновали; ивдруг подъехала повозка, запряженная шестериком коней, и все они так и блестели- посмотреть любо!

А при повозке был и слуга, который вел в поводу седьмуюлошадь для бедного Ганса.

Из повозки же вышла красавица-королевна и вошла на мельницу,и эта королевна была та самая кошечка, у которой бедный Ганс семь летпрослужил.

   Она спросила у мельника, где его младший батрак. Мельникотвечал ей: "Того мы и пустить на мельницу не можем - он весь в лохмотьях;ну и валяется где-то в гусином загоне".

Королевна приказала сейчас его позвать. Привели его, и онвынужден был рукой придерживать свой полукафтан, чтобы прикрыть прорехи на нем.

Тут слуга королевны развязал чемодан с богатым платьем,вымыл батрака и приодел, и вышел он король-королем. Затем королевна захотелапосмотреть на тех лошадей, которые приведены были другими батраками: однаоказалась хромой, другая - слепой.

Тут приказала она своему слуге привести седьмую лошадь; какувидел ее мельник, так и сказал, что такой лошади еще у него на дворе и небывало.

"А эту лошадь я привела твоему младшему батраку",- сказала королевна. "Ну, так ему отдаю и мельницу", - сказалмельник.

Но королевна подарила мельнику коня да оставила за ним имельницу, а сама взяла своего верного Ганса, посадила с собою в повозку да сним и уехала.

Поехали они сперва к тому маленькому домику, который Ганспостроил серебряным плотничьим инструментом, а домик тот обратился в большойзамок, и все в том замке серебряное да золотое; там они и свадьбу сыграли, истал он богат, так богат, что на весь его век богатства хватило.

Вот людям добрым и наука: пусть не говорят, будто кто неумен, так уж ни на что и не пригоден.

Гора с горой не сходится, а человек с человеком, и добрый, излой, где-нибудь все же сойдутся. Вот так-то однажды на пути сошлись портной сбашмачником. Портной был небольшого роста, красивый малый и притом всегдавеселый и довольный. Он увидел издали башмачника, и так как он по его котомкеузнал уже, каким ремеслом тот занимается, то он ему в насмешку и спел:

Эй, башмачник, не спи,

Швы все дратвой закрепи,

Все кругом смолой залей

И гвоздочки все забей.

Башмачник шутить не любил: наморщил рожу, словно уксусунапился, и намеревался ухватить портного за шиворот. Но весельчак-портной сталсмеяться, подал ему свою фляжку и сказал: "Ведь это я шутя! Вот на-каотхлебни, да и уйми свою желчь".

Башмачник, и точно, здорово отхлебнул из фляги, и по лицуего стало заметно, что гроза рассеялась. Он возвратил флягу портному и сказал:"Я отхлебнул из нее порядком; ну, да что об этом говорить? Пилось бы, покапить хочется! А не хочешь ли ты со мною вместе идти путем-дорогою?" -"И прекрасно, - отвечал портной, - если только ты не прочь идти со мною вбольшой город, где и в работе не бывает недостатка". - "Вот именнотуда-то я и направлялся! - сказал башмачник. - Ведь в небольшом местечке изаработаешь немного; а в деревнях люди охотнее босиком ходят, чем всапогах".

   И пошли они далее уже вместе. Досуга-то у них обоих былодовольно, а покусать-то им было почти нечего.

Придя в большой город, они всюду ходили и бродили, всюдусвое ремесло предлагали, и портному везло не на шутку...

Он был такой свежий, да розовый, да веселый, что каждыйохотно давал ему работу; а посчастливится, так еще и от хозяйской дочки тоздесь, то там поцелуйчик перепадет.

Когда он сходился с башмачником, то в его узле было всегдабольше добра. Угрюмый башмачник скроит, бывало, сердитую рожу, и сам про себядумает: "Чем человек лукавее, тем и счастья ему больше!" Однако жепортной начинал хохотать, а то и запевал песенку, и все полученное делил стоварищем пополам. А если шевелилась в его кармане пара геллеров, то он еще иугостит, бывало, да по столу от радости стучит так, что вся посуда пляшет, - иэто называлось у него: "Легко заработано, живо и спущено".