– Сколько там такого? – спрашиваю я у Аманды.

– Много.

А вот еще сообщения:

«Сегодня были твои похороны, тебе бы понравилось. Все там были, даже мистер Крупатскини – он так себя держал, будто он тут распоряжается, хотя на него никто и внимания не обращал, но твои родители дали ему объявить, что теперь будет стипендия твоего имени. А твоя мама позвала меня к вам и отвела в твою комнату и спросила, не хочу ли я что-нибудь на память, и я взяла браслет, который ты украла в магазине в седьмом классе. «Это был ее любимый», – сказала твоя мама. «Я знаю, – ответила я, – у меня есть такой же под пару». А моей сестре она отдала твой старый синий велик. Отец твой выглядит так, будто вот-вот свалится, он то и дело волосы убирает со лба, но это странно смотрится, потому что он лысый, и получается, будто невидимые волосы убирает раз за разом.

А пока тут выяснилось, ни за что не угадаешь, кто тебя убил. Это тот, с шишками на лице, про которого Адам думал, будто ты с ним крутишь. А знал он про тебя столько потому, что нашел твой старый дневник, и получается, будто тебя знал. Мне сейчас все мерещится, что он гоняется за мной. Я понимаю, что тут все дело в тебе, и мерещится мне, что я тут как ближайший заместитель».

«Как ты думаешь, у тебя есть шанс вернуться? Или совсем уж дурацкий вопрос?»

«А как оно там? Там все по-настоящему? А другие люди есть?»

«Я по тебе скучаю».

Аманда несколько раз нажимает на кнопку пропуска.

– Прости, что долго не звонила. Надеюсь, ты не поймешь меня неправильно, но мы с Адамом вроде как стали видеться. Ты же не сердишься?

– И все, – говорит Аманда. – Все прекращается, телефон отключен.

– Кто она тебе?

– Не знаю. Что-то вроде девушки, которой я никогда не была. Я чувствую, что мы с нею очень близки. И такое чувство, что это все так и будет продолжаться, пока я держу телефон заряженным. Или они как-то исчезают со временем?

– Понятия не имею, – отвечаю я, чувствуя какую-то неприятную вовлеченность.

Мы расстаемся в продуктовом магазине. Ей нужно делать покупки, а мне – спешить домой, чтобы встретить автобус Рикардо.

– Приезжай ужинать в пятницу, – говорю я, уходя. – Родителей привози с собой.

– Ты уверен?

– Да, – отвечаю я. – В шесть тридцать вечера. Я сделаю рыбные палочки и жареную картошку.

– Я привезу торт, – говорит она.

* * *

Вечером в пятницу дети накрывают стол. Мы достаем красивую скатерть, выставляем хорошее серебро, парадные тарелки – все, что не вынималось из шкафа со смерти Джейн. Я покупаю свежие цветы и показываю Эшли с Рикардо, как их подрезать и ставить в вазу. Эшли делает салат, Рикардо помогает мне готовить рыбные палочки и картофельные чипсы. Когда приходят Аманда и ее родители, дети их встречают, выстроившись у входной двери, как послы.

– Позвольте принять у вас пальто? – спрашивает Рикардо, хотя пальто на них нет.

– Не хотите ли выпить? – предлагает Эшли прямо в прихожей.

– Это было бы чудесно, – отвечает Мадлен, мать Аманды.

Я невероятно горд.

– Какой прием! – говорит мать Аманды, пожимая руку Рикардо.

– У вас очень мягкие руки, – замечает он. – Как бархат.

– Спасибо, – кивает Мадлен.

Заканчивая приготовления к ужину, я заглядываю в гостиную и вижу, что Мадлен на полу играет с Эшли в косточки, а Сай пытается объяснить Рикардо какие-то тонкости триктрака.

Аманда сидит на диване, руки на груди, и вид у нее надутый.

Я зову всех к столу. Рыбные палочки и картошка пользуются колоссальным успехом. Придя от еды в мечтательное настроение, Мадлен и Сай уплывают в прошлое и рассказывают о дальних путешествиях, о переходах между виноградниками во Франции, приключениях в Италии – как вдруг оказалось, что они едут автостопом по горам в окрестностях Турина.

Аманда вспоминает, как ее оставляли дома с сестрой под присмотром одной незамужней женщины.

Рикардо и Эшли делятся воспоминаниями о поездке в Вильямсберг, не пропуская самых красочных подробностей, от которых Сай ржет во все горло.

– Он всегда любил скатологический[9]юмор, – шепчет мне Мадлен.

К концу ужина родители Аманды нравятся мне больше, чем она сама.

После торта и ягод со свежими взбитыми сливками мы с Эшли, Рикардо и Амандой убираем со стола, а когда возвращаемся из кухни, родителей Аманды нет. Я вижу мелькнувшую спину отца, поднимающегося наверх.

– Господи боже мой, – говорит Аманда.

– Я поднимусь, – отвечаю я.

Родители Аманды стоят в главной спальне.

– Могу вас побеспокоить просьбой принести чаю? – обращается ко мне мать Аманды. – И я опасаюсь, что наш багаж еще не доставили.

– Вам покрепче или послабее? – спрашиваю я.

– Не слишком крепкий, – говорит она.

– Два куска сахара, – добавляет отец.

– Вам тоже принести?

– Нет, мне не надо, но она всегда жалуется, что слишком крепкий и что недостаточно сладкий. А вот виски на палец не найдется ли у вас?

– Сейчас выясню, – говорю я и спускаюсь вниз. – Они, похоже, устраиваются на ночь, – сообщаю я, включая чайник.

– Они будут у нас ночевать? – спрашивает Эшли.

– Пока не знаю.

Аманда решительно устремляется наверх и через несколько минут возвращается.

– Они сказали, что очень довольны, что я с ними поехала, и рады, что вообще снова путешествуют. Все это им напомнило, как они любят ездить в новые места. А потом сказали, что я могу быть свободной весь сегодняшний вечер и как-нибудь вскорости мы с ними увидимся.

Я делаю чай для Аманды, для ее матери, для Эшли, наливаю скотч и опять поднимаюсь наверх.

– И как? – спрашивает Аманда, когда я возвращаюсь.

– Твои родители в постели – они надели пижамы Джорджа. Твоя мать сидит, читает книгу, которую я оставил на краю кровати – читает в моих очках. «Я не нашла свою ночную рубашку, – сказала она и улыбнулась, когда я подал ей чай, – потому надела вот это». А твой отец в ванной, чистит зубы – похоже, моей щеткой.

– Скажи, чтобы одевались и спускались немедленно, пора домой! – командует Аманда довольно напряженно.

– Они очень удобно устроились, – отвечаю я.

– Пусть они останутся, – просит Эшли.

– Я не возражаю, – говорю я.

– Пока мне не надо с ней делиться, – поддерживает Рикардо.