Кровь все еще стучала в висках, но ненависти к врагу Максимов уже не испытывал. Но и жалости не было.

— Эй, ты живой?

— Достал уже, — прошептал Максимов. Громко крикнул: — Я встаю!

Встал, прячась за машиной.

Несколько секунд они смотрели друг на друга. Потом разом облегченно засмеялись. Дядя Миша поправил болтающийся на груди «шмайссер».

— А я думаю-гадаю, кого в мой шалман привезли. Оказывается, это ты, парень!

Максимов сплюнул песок, прилипший к губам. Но ответить не успел.

Двери в дом распахнулись. Грохнул выстрел, затем второй.

Дядя Миша дал косую очередь наобум, покатился по земле.

Максимов нырнул за машину. Через секунду по капоту цокнуло, будто кто-то вколотил гвоздь. Звук выстрела пришел чуть позже.

— Максимов, я твою сучку пристрелю! Бросай оружие!! — раздался истеричный крик.

Дядя Миша ответил очередью от сарайчика.

— Держи, парень! — крикнул он.

И прямо возле Максимова сверху упало что-то черное. Тяжело плюхнулось в песок. Максимов протянул руку. Пальцы с наслаждением сжали рукоять пистолета.

«Настоящий „вальтер“!» — с восхищением отметил Максимов, машинально передернув затвор.

— Он один! Пошел! — Крик дяди Миши сразу же заглушила очередь из «шмайссера».

Максимов рванул вперед. В три прыжка преодолел расстояние до разбитой «Нивы». Он был вне сектора обстрела из двери Дома, поэтому останавливаться не стал, перелетел через передок «Нивы», кувырком загасил скорость, вскочил на ноги и бесшумно стал красться к веранде.

— Бросай автомат, дед! — раздалось из-за приоткрытой двери. И следом бабахнули два выстрела.

Щепки полетели из стены сарайчика.

Максимов оглянулся, наскоро оценив позицию старика. Понял: долго за утлым сарайчиком ему не продержаться. Возможно, старик сознательно подставился, отвлекая внимание на себя.

До двери оставалось не больше десяти метров. Открытая наполовину, она закрывала от стрелка Максимова. Но и он не мог видеть врага.

В узкой щели у косяка мелькнуло светлое пятно. Максимов вскинул пистолет, целил в щель на уровне колена. Два выстрела — и он бросился вперед. Краем глаза отметил, что из косяка выбило щепку, значит, один выстрел он сорвал. Но вторая пуля вошла в щель, как нитка в игольное ушко.

Он из-за собственного дыхания и громкого стука сердца, ухающего в ушах, не сразу расслышал крик. Только подлетая к двери, обратил внимание, что она поехала ему навстречу. Все быстрее и быстрее, толкаемая изнутри какой-то силой.

Из распахнутой настежь двери вывалился мужчина в белой куртке. Прямо под ноги Максимову. Рот разорван в крике. Безумно вытаращенные глаза. Он падал на бок, вытягивая вперед руку с пистолетом.

Максимов с ходу ударом ноги вышиб пистолет. По инерции Максимова понесло вперед, он подбросил тело вверх и со всего маху рухнул вниз, припечатав мужчину к полу. Показалось, что упал на автомобильную шину, которая тут же лопнула от удара…

Все вокруг сделалось серым. Косые полосы дождя хлестали залив. Ветер пригоршнями бросал в лицо холодные капли.

Максимов сидел на ступеньках, накинув на плечи старый бушлат. Курил, пряча сигарету в кулаке. Пальцы пахли табаком, пороховой гарью и ружейной смазкой. Войной. Привычный тревожный запах.

Максимов щурился, когда дождинки попадали в лицо. Потухшим взором смотрел на мокнущий под дождем дворик. Трупы уже собрали, затолкали в разбитую «Ниву». Странно, но «фольксваген» Максимова не зацепило, и теперь он радостно поблескивал черными боками.

Елисеев раскололся от страха, боль в простреленной ноге вполне можно было стерпеть. Но он торопливо выболтал все, что знал, стоило Максимову лишь раз ударить по ране.

Сейчас Максимов обдумывал услышанное и ждал, когда уляжется злость.

Сзади хлопнула дверь, заскрипели половицы. Дядя Миша присел на корточки рядом.

— Ты как, Максим? — тихо спросил он.

— Нормально. Угощайся.

Максимов положил на ступеньку пачку сигарет и зажигалку

Дядя Миша закурил. Достал из-за пазухи фотографию в рамке.

— Посмотри, парень. — Он наклонил снимок так, чтобы на него упал свет подслеповатой лампочки.

Фотография была старой, с желтыми разводами. Максимов с трудом разглядел десять мужских фигур на фоне разрушенной кирпичной стены. Все в военной форме времен Отечественной. У каждого полгруди в орденах и медалях. На лицах радостные улыбки. Победители.

— Это наша группа в Кенигсберге. Три дня как город взяли. Меня через день контузило. Решил саперам помочь, ну и подорвался. Девятое мая в госпитале встречал. Смотри, вот он я, гвардии старшина Нелюдов. Крабом ребята звали. — Дядя Миша стал водить по стеклу заскорузлым пальцем. — Это Якут. Не смотри, что худой. Он у нас двужильный был. Это Ворон. Угрюмый какой, да? А снайпер был от бога. Вот Барсук. А это… — Он задержался на фигуре офицера с тонкими чертами лица. — Командир наш, капитан Максимов. Позывной — «Испанец». Золотой мужик был!

Закон конспирации учит не доверять первому встречному. Максимов вполне мог промолчать или отделаться ничего не значащим комментарием. Но у войны свои законы. Если человек прикрыл тебя огнем, как ему не доверять?

— Это мой отец, — сказал Максим. Нелюдов похлопал его по плечу.

— Я утром, когда на Понарте тебя встретил, подумал — мерещится. Так на Испанца похож. А сейчас уверен. Такой же артист, как и батя. — Он вздохнул, протер капельки, упавшие на стекло. — Как он?

— Погиб, — коротко ответил Максимов. Дядя Миша поморщился, прикусил губу.

— Когда все кончишь, приходи. Ребят помянем. Твоих и моих. — Он убрал фотографию за пазуху. — Есть же, кого помянуть?

Максимов кивнул и глубоко затянулся сигаретой.

— Откуда у тебя оружие? — спросил он уже другим голосом.

— Так трофейное же! — усмехнулся дядя Миша. — Как мне этот козел удостоверение показал, я сразу смекнул: кончит он меня, чтобы свидетелей не оставлять. И побежал в сарайчик. Там у меня еще заначка есть. Хватит, чтобы «Ниву» на воздух поднять так, чтобы одни колеса остались. И хоронить никого не надо. Слышь, командир, это идея! Отгоню «Ниву» в дюны, там до сих пор из песка немецкие мины выходят. Подорву как в аптеке, ты не беспокойся. На трофейной мине, никто не придерется.

Максимов усмехнулся и покачал головой:

— Вот страна! Умелец на умельце.

— Но не оставлять же их посреди двора! — нахмурился дядя Миша. — Кабы знать хоть, кто такие. По виду вроде служивые.

Максимов бросил окурок в лужу.