Разбуди их. Хелен, Джорджа и Никки. Разбуди их.

– Что…

Если хочешь жить, разбуди их. Скоро начнется.

Ник Уилхолм уже проснулся.

– А мы правда можем остаться в живых? – спросил он. – По-твоему, это возможно?

– Я вас слышу! – раздался голос Розалинды, лишь чуть-чуть приглушенный стальной дверью. – О чем вы там разговариваете? Чего разгуделись?

Калиша разбудила Джорджа и Хелен. Перед глазами снова возникли цветные точки, хоть и слабые. Они проносились взад-вперед по туннелю, словно ребятишки с горки. Ничего удивительного, подумала Калиша, ведь в каком-то смысле они и есть дети. Или то, что от них осталось. Ставшие зримыми мысли, порхающие и скачущие среди детей, которые бродят туда-сюда по туннелю. А сами дети? Калише казалось, что они немного ожили. Взгляд стал осмысленнее. Или она принимает желаемое за действительное? В Институте такое случается сплошь и рядом.

– Имейте в виду, у меня пистолет!

– У меня тоже, мадам, – крикнул Джордж и ухватился за пах. Потом глянул на Авери. В чем дело, Босс-молокосос[66]?

Авери обвел их всех взглядом, и Калиша увидела, что он плачет. Живот свело, как будто она съела что-то плохое и ее вот-вот стошнит.

Когда это произойдет, вам надо будет торопиться.

Хелен: Что произойдет, Авери?

Когда я заговорю по большому телефону.

Никки: С кем?

С другими детьми. С теми, кто далеко.

Калиша кивнула на дверь. У нее пистолет.

Авери: Это последнее, о чем стоит тревожиться. Главное – бегите. Вы все бегите, ясно?

– Не вы, а мы, – сказал Никки. – Мы, Авери. Нам всем надо будет бежать.

Однако Авери только мотнул головой. Калиша попыталась проникнуть в его мысли, узнать, что там происходит, что ему известно. И услышала лишь три слова, повторяемые вновь и вновь:

Вы мои друзья. Вы мои друзья. Вы мои друзья.

17

Люк сказал:

– Они его друзья, но он не может бежать вместе с ними.

– Кто не может бежать с кем? – спросил Тим. – О чем ты?

– Я про Авери. Ему придется остаться. Он будет звонить по большому телефону.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, Люк.

– Я хочу спасти их, и его тоже! – крикнул Люк. – Я хочу спасти всех! Так нечестно!

– Он сумасшедший, – вмешалась миссис Сигсби. – Вы же понимаете, что ни…

– Молчать! – рявкнул Тим. – Последний раз предупреждаю.

Миссис Сигсби посмотрела на Тима, прочла выражение его лица и прикусила язык.

Тим медленно въехал на подъем и остановил машину. Впереди дорога расширялась. За деревьями можно было различить огни и темный силуэт здания.

– Мы на месте, – сказал Тим. – Люк, не знаю, что происходит с твоими друзьями, но в данную минуту мы им ничем помочь не можем. Ты должен взять себя в руки. Сумеешь?

– Да. – Ответ прозвучал хрипло, Люк откашлялся и повторил: – Да. Хорошо.

Тим вышел, обошел машину и открыл пассажирскую дверцу.

– Что теперь? – спросила миссис Сигсби. Голос у нее был сварливый, однако даже в слабом свете Тим видел, что она боится. И правильно делает.

– Выходите. Дальше машину поведете вы. Я буду сзади с Люком. Если попытаетесь выкинуть какой-нибудь фокус, например, въехать в дерево, я через спинку кресла всажу пулю вам в позвоночник.

– Нет! Не надо!

– Отлично. Если Люк прав насчет того, что вы делали с детьми, за вами изрядный должок. Пришло время его платить. Садитесь за руль и поезжайте. Медленно. Десять миль в час. – Он сделал паузу. – И поверните бейсболку задом наперед.

18

Из компьютерного центра наблюдений позвонил Энди Феллоуз. Голос у него звенел от возбуждения:

– Они здесь, мистер Стэкхаус! Остановились ярдах в ста от подъездной дороги! Фары выключены, но в свете луны и окон их видно. Если хотите, могу вывести вам на монитор изображение с камеры, чтобы вы сами убедились…

– Не нужно. – Стэкхаус бросил боксфон на стол, последний раз глянул на Нулевой телефон – тот, слава богу, по-прежнему молчал – и направился к двери. Рация, включенная на максимальную громкость, была у него в кармане, наушник рации – в ухе.

– Зик?

– Здесь, босс. Доктор со мной.

– Дуг? Чед?

– На месте, – отозвался Дуг, шеф-повар, который в лучшие дни иногда сидел с детьми за обедом и смешил малышей фокусами. – Мы тоже видим автомобиль. Черный девятиместный, верно? «Субурбан» либо «тахо»?

– Верно. Глэдис?

– На крыше, мистер Стэкхаус. Все готово. Осталось смешать ингредиенты.

– Приступайте, если услышите стрельбу.

Правильнее было сказать не «если», а «когда», и это «когда» наступит через три-четыре минуты. Может, раньше.

– Есть!

– Розалинда?

– На позиции. Гул тут очень громкий. Похоже, они о чем-то сговариваются.

Стэкхаус ничуть в этом не сомневался. Что ж, скоро им станет не до того. Как только начнут задыхаться.

– Держитесь, Розалинда. Не успеете оглянуться, как будете на стадионе «Фенуэй» болеть за «Сокс».

– Поедете со мной, сэр?

– Только если разрешите мне болеть за «Янкиз».

Он вышел из здания. После жаркого дня прохладный воздух приятно освежал. Стэкхаус ощутил прилив нежности к своей команде. К людям, которые рядом. Он постарается, чтобы их наградили, как бы ни обернулось дело. Они не уклонились от опасного долга. Героический идиот за рулем «субурбана» не понимает главного: все, кто когда-либо был ему дорог, живы лишь благодаря тому, что делалось здесь. А теперь это в прошлом. И героическому идиоту осталось одно: умереть.

Стэкхаус подошел к школьному автобусу у флагштока и в последний раз обратился к своему войску:

– Снайперы, стрелять в первую очередь по водителю. Тому, кто в бейсболке задом наперед. Затем прочешите всю машину. Цельте выше, по окнам, выбейте тонированное стекло, стреляйте по головам. Подтвердите.

Они подтвердили.

– Огонь открывайте, когда я подниму руку. Повторяю, когда я подниму руку.

Стэкхаус встал перед автобусом. Положил правую руку на холодный, мокрый от росы металл. Левой взялся за флагшток. И стал ждать.