— Что поделаешь, я довольно неприхотлива, — радостно сказала я и поцеловала его грудь. Затем принялась натягивать бриджи и лучшую рубашку Джерри. — Между прочим, мне понадобятся кое-какие наряды.

— Начинается, — мрачно проворчал Уилл. — А ты не могла бы походить в чем-нибудь простеньком?

— Работать я, конечно, буду в обыкновенной одежде, но одно, а лучше два нарядных платья мне будут нужны.

Вдруг за дверью послышалась какая-то суета.

— Дети?

Я сразу встревожилась. Я не могла не бояться их, детей Бекки, которых решил воспитывать Уилл.

Уилл, накинув одежду, кивнул, и в следующее мгновение дверь распахнулась и все трое ворвались в комнату и сразу повисли на Уилле.

— Ну-ка посмотрите, кто у нас здесь! — сказал Уилл, слегка отстраняя их.

Вся тройка, повернувшись, уставилась на меня, и шесть глаз принялись разглядывать меня всю от босых ног до рыжих кудрей.

— Это мисс Сара? — немедленно догадалась самая старшая.

— Она была мисс Сара. Теперь она будет жить здесь с нами. Она покончила с Лондоном и всякими важными господами. Я очень люблю ее, и она пришла ко мне.

Средняя из девочек с готовностью поверила в принцессу, убежавшую из дворца, выступила вперед и протянула мне руку.

— Ты будешь моей мамой и будешь причесывать меня по утрам? И не будешь делать мне больно?

Я глубоко вздохнула.

— Я постараюсь, — ответила я храбро и взяла ее за руку. Лицо Уилла сияло. — Но ты должна будешь помогать мне, потому что я раньше никогда не была ничьей мамой.

— Она — девочка из цирка, — вступил Уилл со своими объяснениями. — Она умеет танцевать на лошади и качаться на трапеции. Не так уж много на свете девочек, чьи мамы умеют такое. А теперь бегите-ка вниз, и, пока я буду готовить завтрак, она вам что-нибудь расскажет об этом.

Дети тут же кубарем скатились с лестницы, и пока они размазывали по щекам овсянку и Уилл готовил для них горячий чай, я рассказывала им про Роберта и Джека, про тренировки на трапеции и про падения. Затем рассказала им, как я выиграла Кея, и они побежали наверх за своими шерстяными носочками и башмаками, чтобы немедленно затем отправиться смотреть на такую замечательную лошадь.

— А ты будешь делать для нас всякие фокусы? — спросила старшая. — Нас ты научишь танцевать на лошади? Пусть мы все будем цирком.

Уилл расхохотался при виде моей растерянности.

— Нет, — сказал он. — Ее выступления уже кончились. Может быть, для потехи она вас чему-нибудь научит, но главное ее занятие будет дрессировать лошадей для покупателей.

— Которые будут потом танцевать на них? — спросила самая маленькая, глаза у которой были такие же круглые, как ротик.

— Нет, они будут на них скакать, — улыбнулась я. — Но если мы найдем подходящую лошадь, я покажу вам, как я умею танцевать на ней. С Кеем этого не получится, он не вытерпит такого ни одной минуты.

Затем Уилл заставил их собираться в школу, мы пошли их провожать и заодно показаться деревне.

Это были занятые дни. Сначала нужно было разместить Джерри и Эмили. Она расцвела как роза, но Джерри ходил хмурым и насупленным, пока не нашел работу в Мидхерсте с хорошим жалованьем и внимательных слушателей, которым он хвастался своей жизнью в Лондоне. Из жалованья он внес свою долю в фонд корпорации, а мы с Уиллом заплатили ему наш долг, и он совсем повеселел.

Я съездила, как и намеревалась, в Чичестер и распорядилась о том, чтобы Холл был сдан внаем. К сожалению, у меня еще не было платья, и я зашла к местным стряпчим в бриджах, а потом собиралась к портнихе. К их чести надо сказать, что они не позволили себе ни одного косого взгляда, зато все время называли меня леди Хаверинг. Я просто не знала, как их остановить. О Пери они ни разу не упомянули, но я не сомневалась, что стоит мне сделать шаг из их конторы, и весть о моем посещении уже пойдет гулять по городу, а к полудню доберется и до Хемпшира.

Мне пришлось навестить викария и рассказать ему о происшедших переменах. Он был ошарашен и никак не мог взять в толк, почему богатая женщина предпочла стать бедной и переехать в дом к своему управляющему. Окончательно я убила его, сказав, что, хотя я замужем за лордом Хаверингом, но к нему не вернусь и что Уилл мой любовник. Тут он побледнел, с достоинством встал и позвонил в колокольчик, чтобы меня выпроводили из его дома.

— Я никогда не смогу пойти в церковь, — сказала я Уиллу в тот же вечер, когда мы сидели на кухне и он готовил ужин. — Ибо я падшая женщина. Я даже не могу повести туда детей.

Уилл облизал деревянную ложку, которой он мешал жаркое, и спокойно ответил:

— Ничего, скоро он поймет, с какой стороны хлеб намазан маслом. — И, увидев, что я смотрю на него непонимающе, пояснил: — Ведь ты превратила деревню в сквайра. Теперь мы станем выплачивать ему содержание, и если он заартачится, то найдем другого. А не захотим, то не станем и искать. Ты вполне можешь обратить всю деревню в язычников.

— О, я и забыла, — рассмеялась я. — Но я не стану это делать. Язычников в мире хватает.

— Как захочешь, — ответил Уилл и вернулся к более важному занятию.

Единственной мыслью, которая тяготила меня, была мысль о мистере Фортескью. Я сказала об этом Уиллу утром, когда среди пришедших писем не оказалось письма от него. Но Уилл захватил в пригоршню мои волосы и мягко сказал:

— Джеймс — хороший человек. Он хочет только твоего счастья. Конечно, он будет шокирован, но, думаю, вскоре поймет это. Его очень расстроило, что ты надумала выходить замуж за своего лорда. Но сейчас он будет скорее удивлен, чем опечален. Придет время, и его самого будет радовать, что ты убежала от Хаверингов. И что мы спасли Вайдекр. Спасли навсегда.

Так и случилось. Всего через пару дней, когда мы с Лиззи копались в нашем маленьком садике, почтальон вручил мне письмо, адресованное леди Хаверинг, состоящей на попечительстве Уилла Тайка. К такому компромиссу пришел для себя Джеймс Фортескью.

Он был краток: «Я более чем счастлив тем, что вы нашли свое счастье вдвоем. Думать и тревожиться о мнении общества не следует. Вы строите новый мир в Вайдекре, и нельзя ожидать, что вас будет приветствовать старый. Примите мои благословения».

Я сунула письмо в карман бриджей, чтобы показать его вечером Уиллу. Было приятно знать, что я не огорчила Джеймса. Он был для меня единственным напоминанием о моей умершей матери.

О Пери я не думала вовсе. Все Хаверинги, все их утомительное общество выпали из моей памяти, будто я никогда не знала их. Мои мысли были настолько полны Джеймсом и его письмом, что, когда я услышала цокот копыт за спиной, я подняла голову в ожидании, что вот сейчас я увижу его экипаж и улыбающееся лицо в окне. Но оказалось, что это Пери собственной персоной.

— Сара? — спросил он удивленно, выходя из экипажа.