«Сейчас же терялся, как только сталкивался с действительностью», – мысленно повторил я и подумал: с каким фактом действительности столкнулся Грозный в тот день, когда смертельно ранил сына?

Теперь мы коротко рассказали Ниткину, как расследование гибели царевича Ивана привело нас к другой тайне русской истории – библиотеке московских государей. Когда Пташников повторил предположение, что эта книгохранительница была перевезена в Александрову слободу, Ниткин чуть ли не торжественно произнес:

– Вы совершенно правы! Библиотеку Ивана Грозного надо искать здесь, в Александровой слободе! – и ткнул пальцем в висевший на стене рисунок в темной деревянной рамке.

Мы с Пташниковым внимательно вгляделись в него. Как объяснил Ниткин, это была копия гравюры из книги датского посла Якова Ульфельда, сохранившая самое древнее изображение Александровой слободы, – посол вместе со своей свитой побывал здесь в 1575 году.

Я спросил хозяина, насколько рисунок соответствовал действительному виду Александровского кремля в то время.

– Ульфельду не откажешь в наблюдательности, на гравюре показаны все основные сооружения кремля: храмы, звонница, три царских дворца, которые не сохранились, но при раскопках были найдены их основания.

– Значит, изображению можно доверять?

– Тут есть одно существенное отступление – на гравюре слишком далеко друг от друга, почти у самых стен, расположены звонница и храмы.

– Зачем потребовалось это отступление?

– Ульфельду было важно подчеркнуть торжественность приема. Вот он и отодвинул храмы и колокольню к стенам кремля, чтобы разместить две тысячи стрельцов, приветствующих посольство. А в основном он верно изобразил александровскую резиденцию Грозного, «особый двор государев» – так называли ее современники.

Мы с Пташниковым опять всмотрелись в рисунок.

Крепостная стена «особого двора государева» представляла собой правильный овал. Внутрь кремля вели широкие ворота под навесом. Справа – звонница, состоявшая тогда из двух башен с переходом, на котором крепились колокола. Слева был условно изображен Троицкий собор, на заднем плане еще две церкви. Но больше нас с Пташниковым интересовали царские дворцы. Где могла храниться библиотека Ивана Грозного? Где был убит царевич?

На вопрос Пташникова, что размещалось в царских дворцах, изображенных на гравюре Ульфельда, Ниткин ответил осторожно:

– Вероятно, здесь вот находился парадный дворец, где Грозный принимал гостей, послов, устраивал царские пиры, – показал он на здание напротив помоста в виде креста – лобного места. – Его спальные покои, наверное, были в здании рядом со звонницей. Ливонский пастор Павел Одерборн писал, что через год после гибели царевича Ивана и ухода Грозного из слободы «гром ударил в слободской великолепный дворец и разрушил часть оного. Молния обратила в пепел богатые украшения и драгоценности, там хранимые, проникла в спальню у самой кровати и низвергла сосуд, в коем лежала роспись осужденным ливонским пленникам». Можно предположить, что речь идет о гибели царской канцелярии.

– А может, и библиотеки?

– Такая ценность, как библиотека, хранилась с особыми предосторожностями, в подземелье под царским дворцом. В здании у задней крепостной стены скорее всего жили ближайшие подручные Грозного, может, царевич Иван с семьей. – Ниткин показал на вытянутое вдоль крепостной стены здание с двумя рядами узких окон и печными трубами над высокой крышей.

Я посмотрел на это здание с особым интересом – вероятно, именно здесь произошло убийство царевича Ивана, так круто изменившее ход русской истории. Или отец и сын жили рядом, каждый на своей половине? Тогда место тайника с библиотекой московских государей и место преступления находились поблизости, одно над другим. Если, конечно, поверить версии, что библиотека Ивана Грозного была вывезена сюда, в Александрову слободу.

Но достаточно ли обоснована эта версия?

Видимо, какие-то сомнения оставались и у Пташникова, потому так охотно он и согласился приехать сюда. Но что можно выяснить теперь, спустя четыреста лет после отъезда Ивана Грозного? Какие новые сведения о существовании библиотеки надеялся получить здесь Пташников?

Я прямо спросил Ниткина, почему он уверен, что библиотеку московских государей надо искать именно здесь, в бывшей Александровой слободе?

– Потому что об этом ясно написано в летописи, – когда Грозный третьего декабря 1564 года выехал из Москвы, он взял с собой всю казну. – Ниткин интонацией выделил последние слова. – Надо принимать во внимание, что в то время в казне хранились не только деньги, но и грамоты, книги. Да и не оставил бы Грозный такую огромную ценность, как библиотека, в Москве – он не мог знать, как повернутся события дальше.

– Есть у вас другие, более убедительные доказательства? – взял я на себя роль отсутствующего Окладина.

– Пожалуйста. В Британском музее хранится так называемая Острожская библия с надписью, что ее получил из царского книгохранилища Джером Горсей в 1581 году. Летом того же года английский посол доставил в Александрову слободу из Архангельска товар с тринадцати приведенных им кораблей: свинец, медь, селитру. Почти до самого конца 1581 года Грозный жил в слободе, значит, книгу «из царского книгохранилища» Горсей мог получить только в слободе…

Однако доказательства Ниткина не рассеяли мои сомнения. Тогда он всерьез предложил, решительно поднявшись из-за стола:

– Пойдемте со мной. Я покажу вам конкретное место, где надо искать библиотеку Ивана Грозного!

Пташников воспринял это заявление спокойно, как само собой разумеющееся. И мне не оставалось ничего другого как тоже делать вид, будто в предложении Ниткина нет ничего необычного, хотя при этом я пожалел, что среди нас нет Окладина – его скептицизм охладил бы излишне горячее воображение краеведов.

Одевшись, мы вышли на улицу. Тихая погода с легким морозцем, на мой взгляд, мало располагала к спорам вокруг исчезнувших сокровищ. Но Ниткин был на этот счет другого мнения. На ходу продолжая отстаивать свою версию, он подвел нас к Успенской церкви – пятиглавой, с двумя приделами и пристроенными к ней двухэтажными палатами. Именно эта церковь дала название женскому монастырю, учрежденному здесь в середине семнадцатого столетия. Около двадцати лет строительством на территории Успенского монастыря руководил иеромонах Корнелий, о котором Ниткин рассказывал то с восхищением, то с возмущением.

Родом из купцов, Корнелий отличался деловой хваткой, но переделывал кремлевские сооружения так, как ему заблагорассудится. Это испытала на себе и Успенская церковь – домовая церковь Василия Третьего. Когда-то с северной стороны к ней примыкали его дворцовые палаты, разобранные Корнелием, при нем претерпела она и другие изменения, поэтому я никак не мог представить себе ее первоначальный вид. Не было того ощущения величавого спокойствия, какое я только что испытал возле Троицкого собора.

Но именно Успенская церковь имела прямое отношение к нашему разговору о библиотеке московских государей.