Пылали пригородные заборы. С надрывным гудением огненные вихри выплясывали дикий танец над химическим заводом. Их обрывки сыпались на неловко подставившиеся огню крыши, а те, в свою очередь, вспыхивали, разнося пламя по всему пригороду, добираясь до первых многоэтажек и протягивая алые и рыжеватые щупальца в сторону центра.

Да, бедствия — компанейские товарищи!

* * *

— Пить… — Голосок Макса был слабым и еле слышным, и в первый момент Анне и Альбине показалось, что им это померещилось.

Они переглянулись и, не сговариваясь, посмотрели на задремавшего у стола Тихого. В комнате стало так тихо, что слышалось тиканье часов в соседнем помещении.

— Пить…

Бледные тонкие губы ребенка шевельнулись и снова сжались.

— Ты… слышала? — дрогнувшим голосом спросила Анна и неожиданно крепко схватила девушку за руку.

— Да! — чуть слышно выдохнула та.

Тихий вздохнул во сне и заворочался.

— Он… он… — Анна провела рукой по горлу, словно стараясь раздавить образовавшийся в нем комок, вторая рука вцепилась в рукав Альбины.

— Да, он приходит в себя, — шепотом, будто опасаясь спугнуть чудо, подтвердила девушка. Ее лицо осветила нежная улыбка, взгляд стал ласковым. — Вы победили, Анна!

— Он… — снова начала и замолчала Анна, разворачиваясь к Альбине и со слезами бросаясь ей на грудь. Громкие рыдания огласили комнату, заставив Тихого приоткрыть глаза.

— Что случилось? — вскочил он с места, жмурясь от света лампы.

— Он… — всхлипнула Анна в очередной раз.

— Мальчик очнулся, — пояснила Альбина, не зная, как высвободиться из объятий потрясенной женщины.

— Уф! — шумно выдохнул Тихий. — Ну вы меня и напугали… Я уж думал, что-то стряслось…

— Пить…

— И дайте человеку воды, истерички!

Поскольку «истерички» продолжали обниматься, Тихий подошел к столу, взял с него стакан и направился к кровати.

— А ему можно? — поинтересовалась Альбина.

Анна кивнула.

Мальчик сделал несколько неуверенных глотков и закашлялся, прежде чем кто-то успел произнести хотя бы слово. Тихий сорвал веревки, удерживавшие руки Макса, и помог ему приподняться, шепча что-то неразборчивое, но ласковое, — почти так же он утешал Альбину, когда та умирала от страха на крыше.

— Здесь что-то происходит? — высунулось из-за двери лицо в марлевой повязке. — Вам нужна помощь?

— Он пришел в себя, — объявила Альбина, поглаживая все еще рыдающую Анну по голове, как мать гладит ребенка. — Он выздоравливает!

Ее удивляло, что эта женщина, казавшаяся такой суровой и сильной, вдруг сорвалась, но еще больше Альбина удивилась бы, узнав, что именно такое состояние — неуверенное, со слезами наготове — было для ее новой знакомой одним из самых привычных. Анна не знала, откуда у нее взялись силы до сих пор держаться.

— Вы хотите сказать, что… — Лица под повязкой не было видно, но округлившиеся глаза были достаточно красноречивыми.

— Да. Наши замечательные медики одержали победу! — продолжая держать стакан у губ больного, торжественно провозгласил Тихий.

— Господа, — торжественно провозгласила «маска», — об этом должны знать все!

Голова скрылась за дверью.

— Зачем? — уже более сдержанно спросила Анна, вытирая слезы рукавом.

— Вы — добрая волшебница, — подмигнул ей Тихий. — Пока в мире есть такие чудотворцы, не все потеряно! А теперь кто-то из нас должен пойти и доложить обо всем высокому начальству. Ала, может, вы? Вас по блату примут вне очереди…

— Какой еще блат! — отмахнулась Альбина, не замечая скрытой насмешки.

* * *

…Он заметил лавину слишком поздно. По обе стороны простирался белый лед, а сверху уже катился каменно-снежный поток, и от него нельзя было ни уклониться, ни укрыться, ни сбежать, и прямо в глаза светило солнце — убийственно яркое, способное в считаные секунды выжечь сетчатку, усиленное выглядывающей из-под снега ледяной поверхностью.

Он уже был готов закричать, рвануться, но первое же движение вернуло его назад в кабинет. Прямо в глаза надсадно и жестко бил свет лампы, лишившейся абажура во время перестановок и строительных работ.

«Нет, так дальше нельзя, — думал Рудольф, глотая воду из тонкостенного, с нарисованной сбоку рябиной стакана. — Мне нужен хотя бы короткий отдых, иначе…»

Что «иначе», он и сам не знал.

«Ну хорошо, — мысленно продолжал Рудольф, что помешало ему тотчас же снова заснуть, — эвакуация уже разрешена. Одной проблемой меньше. Собственно, можно считать, что я уже выполнил свой долг — сохранил укрепление до ее начала. Разве я планировал что-то большее? Остается отрегулировать порядок отъезда. Первая машина — дети. Это тоже бесспорно…»

Свет лампы бил в лицо. Рудольф зажмурился, и снова ему в глаза заглянуло жестокое солнце, рассыпаясь бликами по ледяным пятнам, а к шуму лавины примешались какие-то голоса: «Этот придурок нам не нужен, зачем его предупреждать? Пусть выкручивается как хочет. Да и в случае массовых беспорядков он пригодится: люди, если придут в мэрию, обнаружат там козла отпущения…»

Голос принадлежал его непосредственному начальнику. «Козлом» и «придурком», судя по контексту, был сам Рудольф.

Это его специально бросили в зараженном городе, чтобы продемонстрировать населению, что не все представители власти сбежали. Это к нему все стоящие рангом выше относились как к недоразумению, случайному в их круге человеку — только сейчас, перед катящейся с гор лавиной Рудольф понял это достаточно четко. Ему вспомнились и другие приметы особого отношения к своей особе. «М-да, звучит: особого — к особе…»

— Неправда, это провокация, — возмутился он.

— Что? — прозвучал в ответ женский голос.

— Эльвира? — Рудольф несколько раз моргнул, привыкая к свету. — Слушайте, вы ходите по всему укреплению… Может, вы знаете, где здесь можно найти хоть чашечку кофе?

— В баре, — тут же ответила она. — Трупы оттуда уже убрали в подвал.

— М-да… — При воспоминании о своей первой встрече с делами рук констрикторов Рудольф ощутил легкую тошноту. Желание пить кофе тут же улетучилось.

— Можете попробовать вот это. — Эльвира порылась в сумочке и извлекла на свет лекарственную упаковку с круглыми коричневыми шариками. — Это сухой концентрат кофе. Здорово протрезвляет… А я к вам с новостью.

— Ну?

— С потрясающей новостью, — уточнила Эльвира, — И это вовсе не розыгрыш. Констрикторизм поддается лечению!

— Что?! — Рудольф еле удержался, чтобы не вскочить с места. Сон как рукой сняло.

— Мало того, — торжествовала журналистка, — лечится почти элементарно, так сказать, подручными средствами. Мальчик Анны очнулся. И не говорите мне, что этого не может быть, я сама свидетель! Анна уверяет, что справиться с констрикторизмом не сложнее, чем с воспалением легких. Никаких новых лекарств, никаких операций, никакой дорогой медицинской аппаратуры — только таблетки, имеющиеся почти в каждой домашней аптечке. Комбинация сульфамидов и антибиотиков, — прочитала она в записной книжке. — Вот.