— Ничего не бойся, — объясняла девочке женщина, кровать которой вплотную примыкала к возвышению с автоматчиком. — Он здесь, чтобы нас защищать… А потом всем сделают анализы, и мы уедем в новый дом. — При этих словах ее глаза на миг наполнились слезами. — Вот увидишь, все будет в порядке… все будет в порядке…

— А что, они уже разработали систему проверки? Есть соответствующие тесты? — поинтересовался мужчина, сидящий через кровать от них.

Ему ответили с третьей стороны:

— Они просто устанавливают наличие того или иного вирусного заболевания. Потом больных сортируют, и всех… — Палец изобразил нажатие на курок.

— Не болтайте глупостей! — повернулась в их сторону первая женщина, гладя по голове тут же пугливо прижавшуюся дочь. — Еще не хватало — сплетни распускать! Вы еще скажите: сразу всех перестреляют, и все…

— А может, так и будет. Покажут загранице барак: вот, мол, спали, а потом… — Жест повторился.

— Ну что вы мелете! — поморщился солдат и прикусил язык, он не имел права вступать в разговор.

— Вот именно, — стукнула женщина рукой по кровати, — в этом случае никто не стал бы тратить столько сил, чтобы привезти нас сюда. А кто действительно заболел, тот сам виноват!

— Виноват? — подскочила другая женщина, давно уже прислушивавшаяся к разговору. — Значит, мой муж виноват в том, что заболел, да? И чем же это он виноват? Я тебя спрашиваю!

Оценив воинственный настрой, первая женщина пробурчала себе под нос что-то неразборчивое и демонстративно отвернулась.

Задав в пустоту еще пару риторических вопросов, вторая обвела присутствующих недовольным взглядом, выискивая, на ком можно разрядиться, и, сникнув, опустилась снова на койку.

Видя, что ни скандала, ни по-настоящему интересного разговора не получится, повернувшиеся было в сторону женщин люди утратили к ним интерес, многие начали укладываться спать. Здесь делать было нечего, разве что трепать языком, затевать ссоры, на которые уже ни у кого по-настоящему не хватало сил, и дремать, отдыхая от сумасшедших волнений.

Изредка у двери показывался второй военный и уводил кого-нибудь из присутствующих на анализ. Возвращались они довольно быстро и подтверждали раз за разом, что вирус уже обнаружен и врачи знают, что проверяют.

Они не лгали, тест на вирус констрикторизма в самом деле уже существовал. Но даже если бы ожидающим своей участи людям детально объяснили всю технологию его проведения, пессимистические разговоры в бараках вряд ли прекратились бы.

— Вот увидите — даже если у вас просто грипп …

— Да замолчите вы!

— …все равно они вас шлепнут. Это же военные — что с них возьмешь!?

— Мы для них никто. Хуже скота!

— Замолчите!

Несколько раз у дежурного солдата возникало желание нарушить инструкцию и высказать все, что он думает, но снова и снова, сжимая зубы, он в последний момент останавливался. В его задачу не входило слушать чужие разговоры. Понятно, что все недовольны, — кому бы понравилось очутиться в подобном месте?

Бдительный взгляд автоматчика непрестанно бороздил проходы между койками, пока не остановился на одном человеке.

Худощавый мужчина с выпирающими костями подозрительно долго стоял на одном месте, делая пальцами в воздухе странные пасы.

Солдат насторожился, прищурился — и верно: в какой-то момент руки тощего медленно вытянулись вперед, будто собираясь сдавить невидимую шею. Короткая очередь оборвала их движение.

Только несколько отрывистых женских вскриков прозвучало после нее — в бараке наступила полная тишина. Вынырнувшие из-за двери люди в белых халатах быстро убрали тело.

Тишина…

Автоматчик незаметно хмыкнул: он подумал о том, что не слишком-то много требуется для того, чтобы люди прикусили языки, достаточно дать им понять, что кто-то имеет право на выстрел. Всего лишь… А остальное произойдет само собой, и не надо урезонивать болтунов — сегодня мишень не они, а завтра? Кто не понял — сам виноват…

Наброшенные на головы одеяла скрыли выражения большинства лиц. Вскоре уже весь барак выглядел спящим. Зоркий страж берег их «сон».

* * *

— Я не поеду! — заявила Альбина тоном, не терпящим возражений.

— Но почему? — Рудольф от волнения ударил кулаком по ладони. — Информацию о лечении констрикторизма необходимо доставить в столицу как можно быстрее! От этого зависит жизнь десятков… сотен, если не тысяч.

— С тем же успехом материалы, а точнее — несколько простеньких записей, может передать и кто-то из детей. — Ала сама поражалась жесткости, с которой ей удавалось произносить эти слова. Анна послужила ей неплохим примером того, как слабая женщина в нужный момент становится более сильной, чем ей предназначено природой. — Пусть едут они.

— Но кто-то должен еще и вести машину, — не сдавался Рудольф.

Потеря времени казалась ему бесполезной и потому раздражала.

— Среди подростков наверняка найдется кто-то, умеющий это делать, — парировала девушка.

— Так, господа… А вот и не подеретесь! — вклинился в разговор Тихий (как всегда, сначала выслушав спорщиков). — Я не позволю.

— Поезжай, — устало посоветовала Анна, не выпуская из ладоней похудевшую ручку больного мальчика. Макс и впрямь выздоравливал, но ослабел он неимоверно.

— Нет, — упрямо сжала губы Альбина.

Она считала, что выглядит так суровой и грозной, но Тихий еле сдержал ласковую улыбку: на самом деле Ала стала похожа на обиженного ребенка.

— Так мне позволят высказать свое мнение? — после короткой паузы продолжил он. — Я не только против того, чтобы с материалами ехали дети. На вашем месте я бы не отпустил туда и Альбину. Не хочу вдаваться в детали, но поездка такого рода может оказаться очень опасной. Даже более чем.

— Не понимаю, — надулась Альбина.

— Вы что, всерьез так думаете? — вместо нее поинтересовалась Эльвира, сразу догадавшаяся, на что может намекать человек с такой биографией. — Гонец всегда рискует…

Нехорошая улыбка возникла на ее лице, озадачив всех, кроме Тихого.

— Именно, — подтвердил он. — Все зависит оттого, насколько там хотят получить такие новости. Как-никак, один из методов лечения уже зарекомендовал себя с… выгодной и удобной стороны. К чему новые сложности?

— Нет, постойте! — Брови Рудольфа недовольно сошлись. — Я согласен, дорога действительно не безопасная.

«Как хочется спать… я соображаю все хуже и хуже», — думал он между тем. Усталость и впрямь сыграла с ним странную шутку: то он начинал думать о себе в третьем лице, то видел медпункт как бы со стороны, то ему и вовсе казалось, что он незаметно для себя переместился в какой-то другой мир, как две капли воды похожий на его собственный, но все же выдающий свою чужеродность отдельными мелочами, чуть заметными несоответствиями.