Инок и вправду дремал, пока наблюдал с пассажирского места за однообразным ландшафтом Сирийской пустыни. Отец Иеремей толкнул его в бок:

— Военная полиция, приготовь документы.

Небольшой блокпост с пикапом и двумя сирийскими военными выглядел несколько нелепо посреди песков, как люди без скафандров — где-то среди лунных кратеров.

— Аббас Джума, — прочитал молодой полицейский имя в паспорте отца Иеремея.

— Да, — поднял руку, словно для благословления, протоиерей, — это я.

— Вик-тор Лав-ров, — произнес по слогам полицейский в красном берете с золотой кокардой.

— Это он. — Отец Иеремей указал на своего спутника с серой бородой.

Полицейский несколько раз сличил фото безбородого украинца лет сорока пяти с бородатым мужчиной под пятьдесят.

— Куда направляетесь? — спросил полицейский постарше.

— В Ад-Давву, — ответил отец Иеремей, — на нефтяное месторождение Хайян, у нас есть документы.

— Хайян, — задумчиво повторил полицейский и взял направление на инженерию нефтяного оборудования.

Через минуту пассажир и водитель внедорожника стояли, уперев руки в кузов и широко расставив ноги. Молодой полицейский ощупывал их куртки и штаны, похлопывал по бокам и бедрам.

— У них просто мания какая-то — обыскивать, — пробурчал еле слышно отец Иеремей, утешая Лаврова. — Они ничего не найдут и отпустят.

Затем полицейские осмотрели пустой открытый кузов «Тойоты» и личные вещи пассажира и водителя. В тактическом рюкзаке Виктора обнаружили черный камень правильной формы размером с древний кирпич-плинфу.

— Что это? — спросил полицейский постарше. — Магнитная мина?

— Это вулканическое стекло, называется обсидиан, — пояснил Лавров.

— Все в порядке, — заверил отец Иеремей полицейского. — Это камень, обычный камень, для украинцев это нормально — возить с собой камень с родины, на удачу.

— На вид как шпионский контейнер, — повертел плинфу в руках полицейский.

— Не надо делать из мухи слона. Она потом не сможет улететь, — шутливо укорил его отец Иеремей.

— Это запрещено! — сказал полицейский, потрясая обсидианом у своего уха.

— Это цельный камень, он не раскрывается, как коробочка, — увещевал его Виктор.

— Друзья, это нормально, в Украине у каждого, кто отправляется в путь, есть такие камни. Они есть у туристов, они есть у студентов по обмену, они есть у летчиков и моряков, у инженеров нефтеоборудования, есть… еще у кого-нибудь. — Отец Иеремей потрепал по плечу Лаврова, чтобы тот тоже что-нибудь сказал.

— Это обычный камень, — еще раз повторил Виктор. — Не магнитная мина, не шпионский контейнер, это камень из вымостки возле памятника киевского святого Николая Святоши, ну, знаете, чтобы находиться под его защитой в дороге. Традиция такая.

— Традиция? — удивился отец Иеремей. — Выламывать камни из вымостки возле памятника святому? Ты перегрелся на солнце?

— Народный фольклор. — Лавров нарочно выразился плеоназмом, но именно намеренное дублирование смысла лучше доходит до полицейских, как «бесплатный подарок» например.

— Украинский? — уточнил полицейский.

— Да, — подтвердил отец Иеремей и развел руками, мол, что с этих украинцев взять?

Полицейские не пропустили их по дороге, сказали, что дальше территория находится под контролем вооруженных сил Сирии и гражданским находиться там запрещено. Пришлось возвращаться, но когда они отъехали на достаточное расстояние, такое, что их не стало видно даже в полицейский бинокль, «Тойота» свернула с трассы в пустыню на юг, а через несколько десятков километров они снова взяли курс на Пальмиру. Отец Иеремей устал рулить по бездорожью, и Виктор сменил его, когда стемнело. Фары они не включали, чтобы свет не выдал передвижения машины по пустыне.

— Украинцы не возят с собой камни, — сказал Виктор, заметив, что его спутник вот-вот задремлет. — Но я вожу. Камень и вправду непростой: он из могилы Иисуса, находился у него под головой. Это египетский обычай — класть покойному в могилу вулканическое стекло. Египтяне верили, что черный обсидиан помогает умершему в царстве Осириса. Когда иудеи вернулись из египетского плена, они вынесли оттуда и некоторые египетские обычаи. Вот почему Иисусу положили под голову этот камень. И теперь он говорит со мной голосом Иисуса.

— Этот камень говорит голосом Иисуса? — недоверчиво переспросил отец Иеремей.

— Да, — подтвердил Виктор, правой рукой нашарил и достал плинфу из рюкзака. — Только на арамейском или древнегреческом. Я советуюсь с ним в трудных обстоятельствах.

Отец Иеремей легко читал людей. По глазам, по губам, по движению рук. Но вот появился украинский инок, и протоиерей понял, что эта «книга» написана на языке, которого он не знает.

— А ты говоришь по-арамейски и понимаешь древнегреческий? — еще больше удивился отец Иеремей.

— Чаще со словарем, — признался Лавров. — Но ты ведь из Маалюли, значит, сможешь с Ним поговорить на Его родном языке. Откинь спинку сиденья и положи камень под голову. Придумай вопрос, и ответ Иисус произнесет у тебя в голове.

Отец Иеремей так и сделал. Потом попросил остановить машину и перешел на заднее сиденье. Он восторженно восклицал что-то сзади, Лавров понимающе улыбался. Наконец сириец затих.

— Эй! Ты там уснул, что ли? — возмутился украинец.

— Не мешай нам, пожалуйста! — отозвался отец Иеремей. — Я разговариваю с Богом.

— Ладно, напомни мне только, сегодня воскресенье?

— Да, шестнадцатое августа.

— Окей!

«Ну, мой окей Всевышний точно не поймет», — усмехнулся про себя Виктор.

Свет звезд разрезал небо над пустыней на ромбы, квадраты, круги, треугольники. В этих фигурах мелькали какие-то ангелы, пили вино и ранили крылья о каменистые взгорья. Протекторы колес исполняли на каменистом песке Брамса и Шостаковича. Правда, Виктор был не уверен, что его пассажир на заднем сиденье тоже слышит эту музыку. И то, как ветер грустно поет в щелочке приоткрытого окна.

Навигация в автомобиле не работала, и когда солнце взошло не с той стороны, с которой его ожидали, путники поняли, что заблудились в пустыне. Сориентировались по дневному светилу и снова взяли курс на Пальмиру. К счастью, им повстречалась бедуинская палатка. Это была большая кошма из верблюжьей шерсти, которая держалась на двух низких кольях, установленных посередине, и шести колышках по сторонам — так, чтобы была тень, но с боков все же поддувало. Внутри на самотканых тряпичных попонах восседали три старика в длинных рубахах и платках, повязанных по-женски. Виктор чуть не брякнул: «Привет, девчонки!», но сдержался.

Он узнал узоры племени хашимитов. Старцы кутали в арафатки тощие шеи и курили сырой табак. А ветер выдувал из них ночные сны. Многие не любят и даже боятся стариков, потому что те напоминают о том, о чем думать никому не хочется, — о смерти. Виктор же не думал о смерти. А что о ней думать? Не девушка же. Он с ней встречался не раз, и она ему не понравилась.