их трудам достигла высшего развития и после этого взяла перевес над существовавшей доселе акварелью. Главной их работой является Гентский алтарь, начатый Губертом и окончательно завершенный Иоанном. Вскоре после них выступил и прославился своим усердием и разносторонней деятельностью Рогир ван дер Вейден († 1464 г.). Несколько позднее процветали Ганс Мемлинг († 1495 г.) и Квинтен Матсис († 1530 г.).

В Германии большой славой пользовался художник Вильгельм Кельнский в конце XIV в. Несколько позднее преимущественное положение занял Стефан Лохнер, творец Кельнского соборного образа († 1457 г.). Он сам был представителем старого благочестивого направления, хотя и несколько усовершенствованного. Дальнейшее развитие получило искусство после перенесения сюда из Нидерландов реализма. Его первыми представителями в новой стадии являются Мартин Шонгауер в Кольмаре († 1488 г.), Варе Цейтблоом в Ульме, Михаель Вольгемут в Нюрнберге († 1519 г.) и т. д. Своего расцвета оно достигло благодаря Альбрехту Дюреру († 1528 г.) и Гансу Гольбейну Младшему († 1543 г.), величайшим мастерам Германии, которые оба развили замечательную деятельность также в области резьбы на дереве, а второй также и на металле. Особое место занимает, наконец, Лука Кранах († 1553 г.), придворный художник саксонских курфюрстов, жизнь и кисть которого принадлежит более протестантизму, чем католической церкви.

§ 158. Церковная реформа

Религиозно-нравственная жизнь, как это можно видеть из предшествующего, в этом периоде не погасла. Лучшими доказательствами этого еще поныне служат многочисленные церковные строения и благочестивые учреждения. Но с другой стороны, в это время господствуют в церкви великие нестроения, главным образом, в клире. Так как высшие церковные должности, особенно в Германии и Франции, попали преимущественно в руки дворянства, то каноникаты в этих странах сделались прямо домами призрения для младших его сыновей, которые избирали часто духовное звание без всякого призвания. Следствием всего этого явилась страшнейшая безнравственность, в которой погрязли в это время немецкие кафедральные капитулы. В виду такого примера от низшего духовенства нельзя было и ожидать ничего хорошего. К тому же, духовному возрождению было весьма неблагоприятно то подавленное положение, в котором оно находилось. Дело в том, что монастыри и кафедральные соборы, к которым были приписаны большей частью приходские храмы, платили весьма мало обладателям церковных должностей. Конкубинат был до того распространен, что укоренилось мнение, как жаловался один французский собор (Парижский или Сенский, к. 23) 1429 г. — будто простое сожительство не составляет смертного греха, а император Сигизмунд в Констанце и Базеле прямо требовал уничтожения закона о целибате. Даже малые города содержали публичные дома для духовенства. Но церковное начальство оказалось весьма нерадивым в борьбе с этими непорядками. Его внимание было, главным образом, направлено на утверждение своих прав и притязаний, а также на увеличение своих доходов.

Период этот между тем относился весьма чутко к порокам. Вследствие их долговременной продолжительности сложилось осознание необходимости реформ для церкви. Если это убеждение, с одной стороны, являлось добрым знаком для церкви, то с другой — то обстоятельство, что реформа, несмотря на все требования и невзирая на все старания в течение двух столетий, все же не была проведена, бросало яркий свет на глубину и силу зла.

Уже Вьенский собор (1311–1312 гг.) своей главной задачей признал улучшение нравственности духовного сословия, причем Климент V с его согласия издал целый ряд реформационных декретов. Но даже последними главный источник церковных нестроений — экземция монастырей — не был устранен. Во время «вавилонского» пленения и схизмы зло еще более увеличилось. Призыв к реформе, именно к реформе во главе и в членах, сделался громче, чем прежде. Пизанский собор отсюда и сделал постановление расходиться не прежде, чем будет удовлетворена эта потребность. Но так как задачу эту оказалось осуществить не так скоро и легко, то разрешение ее и было предоставлено одному из последующих соборов. До представления, однако, на рассмотрение последнего было признано необходимым обсуждение вопроса о необходимых реформах на провинциальных и диоцезиальных соборах, а также на орденских конвентах. Требование это подвигалось, однако, весьма медленно. Напротив, некоторые выдающиеся лица посвятили себя разработке этого вопроса, именно Петр д’Элли, Герсон, Николай Клеманж в сочинении «De corrupto ecclesiae statu seu de ruina ecclesiae», автор произведений «De modis uniendi ac reformandi ecclesiam», и «Monita de necessitate reformationis ecclesia», или Дитрих Ним (Нигейм), которому принадлежит сочинение, о котором мы уже упоминали (§ 146), наконец, Генрих Лангенштейн, несколько лет спустя после уничтожения схизмы написавший «Consilium pacis sive de unione ac reformatione ecclesiae in concilio uuversali quaerenda» (1381 г.).

Так как ближайшие соборы, бывшие в Риме (1412–1413 гг.), не обнаружили в этом отношении никакой деятельности, то задача эта была предложена Констанцкому собору. Удовлетворительное решение, однако, и здесь не последовало. Вопрос о реформе затрагивал материальные интересы. Боязнь за свои права и доходы помешала добраться до корня зла. Ни разу предложения комиссии о реформе не были достаточно серьезно поставлены на обсуждение собора. Семь реформационных декретов от весны 1418 г. (sess. 43) ограничились уничтожением возникших со схизмой экземций (1) и незаконного соединения церковных должностей (2), отказа папы от доходов вакантных бенефиций (3), запрещения и наказания симонии (4), обязательства обладателя бенефиции к принятию посвящения и уничтожения состоявшихся по этому предмету диспензаций (5), ограничения права папской десятины и упразднения десятинного прав других священнослужителей (6), возобновления древнего церковного закона относительно одеяния, тонзуры клириков и запрещения духовенству носить светскую одежду (7). Вопросы меньшего значения были урегулированы конкордатами, которые папа Мартин V заключил с отдельными нациями. Обнаруживающийся из всего этого путь сам собою указывает, как далеко было дело до истинной реформы. К этому надо присовокупить, что все конкордаты, исключая одного английского, были заключены сроком всего на пять лет.

Декретом «Frequens» Констанцкий собор обеспечивал реформу, по крайней мере, в будущем. Однако и эта надежда не исполнилась. В Павии-Сиенне ни разу не было и речи о декрете по поводу реформ. Изданные в Базеле постановления оказали соответствующее действие на судьбу собора. Равным образом и учрежденные Николаем V миссии, хотя они в некоторых отношениях и оказались благодетельными, как, например, миссия кардинала Николая Кузанского для расследования положения орденских дел (1451–1452 гг.) в Германии, не имели общего и решительного влияния.

Реформа церкви, все еще далекая от разрешения, в конце столетия опять выступила на первый план, после того как турецкая опасность оттеснила ее на несколько десятков лет. Доминиканец Иероним Савонарола в Сан Марко во Флоренции голосом пророка вещал о скором наказании и обновлении церкви и прежде всего требовал низложения Вселенским собором симонистического и неверующего Александра VI. После некоторого успеха Савонарола, однако, пал под давлением различных обстоятельств и своей смертью запечатлел своей реформаторский жар (1498 г.). Последующие папы время