— Что нам делать, Ди-ди? — простонал Филипп.

— Не знаю! — Даша действительно не знала, что дальше делать. — Я даже представить не могу, с какого конца за это браться. Хотя… — Она помолчала. — Вы знаете, у меня все же существует какое-то странное ощущение, что я сталкивалась с духом Богдана где-то еще.

— С духом Богдана? — Несмотря на общую слабость организма, Филипп удивился формулировке. — Что вы имеете в виду?

— Я сама не знаю… — Молодая женщина пыталась ухватить постоянно ускользающую нить. — Где-то он был, где не должен был быть.

— Как, простите?

— Так… Его мне нашел вроде как Кудрявый… Нет, не то. — Она вцепилась зубами в кулак. — Совсем ведь рядом… Рядом. А как я вообще о нем узнала? Я пошла… Ах! — опустив руку, Даша сделала страшные глаза.

— Что?! — испуганно воскликнул Филипп.

Мысль, пришедшая в голову, показалась молодой женщине настолько шокирующей, что моментально прошла икота. Сначала Даша не поняла, отчего ей стало легче. Оттого, что перестала содрогаться всем телом, или оттого, что в полном мраке еле уловимо забрезжил свет.

— Ах ты старый козел! — Неожиданно для себя, последнюю фразу она произнесла вслух.

Филипп снял холодный компресс со лба и выпрямился.

— Как вы сказали?

Нимало не смутясь, Даша повторила:

— Старый козел. Послушайте, Фи-фи, мне кажется, я знаю, как все произошло.

Предположив, что предыдущее высказывание адресовалось, скорее всего, не ему, француз кивнул:

— Да, да, говорите…

— Наша ошибка в том, что все это время мы ошибочно полагали, будто об условиях завещания семьи Вельбах могли знать только люди, близко знакомые с ее членами. Друзья, родственники и так далее. Правильно?

— Да, наверное… Признаться, я не задумывался.

— А на самом деле существовал еще один, как минимум, человек, который с самого начала был в курсе всех деталей, только распорядиться он этим не мог: все были уверены, что последний барон Вельбах давно скончался. И вот! — Здесь она подняла палец. — Совершенно неожиданно судьба дает этому человеку невероятный, прямо фантастический шанс: он узнает, что Николай Андреевич не только выжил, но и совершенно точно имел потомков. Тогда-то он понимает: упускать шанс нельзя. Преступник задумывает сложную комбинационную игру. Первый этап заканчивается успехом: он находит Богдана. Кстати, знаете, почему он нашел именно его?

— Почему?

— Потому что этот человек располагал информацией только о втором браке. И ничего не знал о первом. Наверное впоследствии он разнюхал и о третьем: сделать это было несложно — на моей бабушке Николай Андреевич женился там же, на Дальнем Востоке. Да только мой отец в напарники преступнику не подошел: во-первых, у него не было сыновей, а во-вторых, при благоприятном стечении обстоятельств он и так получил бы наследство без посторонней помощи. Зато Богдан был идеальной кандидатурой — молодой, перспективный, неискушенный. И этот человек решает прибрать Титаевского к рукам. Для этого он прибег к помощи женщины, преданной ему душой и телом — Марьи Сергеевны. Внешность которой весьма подходит под наши требования.

— Подождите, подождите, Ди-ди… — Филипп протянул руку. — О ком вы говорите?

— Я говорю о господине Миллере. Человеке, которому я сама по глупости выложила все, что знала.

— Месье Миллер? — Филипп был потрясен. — Этот тот господин, который разбирается в генеалогии?

— Да. Именно он сообщил мне о втором браке моего деда.

— Но, как мне помнится, вы сами к нему обратились за помощью?

— Черта с два! — Даша грохнула кулаком по подлокотнику. — Я шла по улице, когда ко мне подошла женщина и весьма ненавязчиво поведала о Немецком музее, разве только что адрес его не сообщила. И произошло это именно в тот момент, когда я уже отчаялась что-либо найти.

— Хм… — Кервель все еще сомневался, — Мне кажется, это слишком сложно.

— Ничего сложного, они все верно рассчитали. Я вцепилась в этот музей, как только узнала о его существовании. Говорю вам — это Миллер. У него были все необходимые условия: он знал о завещании, имел обширные связи в Европе и средства для реализации задуманного. Кроме того, существует еще одно доказательство. Тапочки.

— Тапочки? — переспросил Филипп.

— Именно. Помните, я сказала, что почувствовала дух Богдана там, где быть его не должно?

— Да, конечно.

— Так вот, — Даша наклонилась к Кервелю и понизила голос, — у них в доме одинаковые тапочки.

— ?..

— Тапки, говорю, у них одинаковые. Очень редкие. Я таких больше нигде не встречала. Ручная работа.

Филипп выглядел несколько обалдевшим, но возражать рыжеволосому детективу все же не рискнул.

— Простите, но я не понял одного: зачем месье Миллеру понадобилось совершать столь сложное и дерзкое преступление. Ведь сам он ничего иметь не будет.

— А вот и нет! Я почти уверена, что Оксана — его незаконнорожденная дочь. Его и Марьи Сергеевны. А потом ее отдали на воспитание в деревню, чтобы скрыть грех.

Француз охнул:

— Не может быть!

— Может. Он знал, что я лечу на Тайвань выяснять родословную Богдана. Знал и пытался меня отговорить, а когда не получилось, попросил Оксану подложить мне в чемодан наркотики.

— Но почему ему понадобилось вас отговаривать? — робко чирикнул француз. — Напротив, месье Миллер должен был…

— Видно, в происхождении Богдана что-то не так. — Даша все больше воодушевлялась своим открытием. — Именно поэтому он и подходил преступникам больше, чем мой отец.

Каждая последующая информация повергала Филиппа в все большую растерянность.

— Но… откуда вы это знаете?

— В том городе, где проживали родители Богдана, недавно сгорел архив.

— Ну и что?

— А то, что в происхождении Богдана существует некое слабое звено, Миллер знал об этом и потому заранее уничтожили компрометирующие документы. Или, скорее всего, их спрятали. Таким образом, Титаевский попадает в вечную зависимость от него — одно его слово, обман раскроется и прощай деньги, прощай титулы.

— Что же нам делать? — Француз сидел бледный, как полотно. — Они в любую секунду могут убить маман.

Даша покачала головой:

— Они ни за что не станут этого делать. По двум причинам Смерть мадам Вельбах должна быть такой естественной, чтобы ни одна собака ни до чего не докопалась. Им уже не надо спешить — считайте, что своего они добились. И есть еще одна очень неудобная для них закорючка.

— Какая?

— Мои отец. Он, в отличие от Богдана, обладает стопроцентно чистыми документами. Малейшее сомнение — и все наследство достанется моему отцу.