Совсем неслучайно сразу же после решения по кандидатуре премьера диктатор заговорил о необходимости внесения корректив во внешнюю политику. Пилсудский, при всей его нелюбви к политическим партиям, не считал, что угроза польской государственности таится внутри самой страны. В апреле 1931 года он говорил своим приближенным: «Положение в Польше значительно улучшилось, и Польша – единственная страна, у которой в настоящий момент урегулированные внутренние отношения...»[256] Опасность могла исходить только из-за рубежа, и поэтому важно было определить от кого. Маршал был против акцентирования внимания на западном направлении («влезания в задницу» Западу), чем занимался Август Залеский, возглавлявший МИД с 1926 года. Он считал нужным сосредоточиться на восточном направлении, то есть на Советском Союзе, в связи с чем приказал провести кадровые изменения в аппарате министерства[257].

Следующей по важности проблемой Пилсудский назвал совершенствование деятельности правительства, обозначил желательные кадровые перестановки, а затем перешел к новому парламенту. Пилсудский не назвал, кого он хочет видеть на посту маршала сейма. Это сделал Славек, предложив кандидатуру Свитальского. Пилсудский с ним согласился, выразив лишь сожаление, что лишается одного из кандидатов в премьеры. Свитальский, как и Славек, получил обстоятельные рекомендации относительно своей будущей деятельности: «с самого начала нагло использовать численный перевес», изменить регламент работы сейма, по вопросу о нарушениях на выборах и заключенных Бреста сохранять полное спокойствие, отвести на обсуждение этих проблем всего один день и не оправдываться. Все должны понять, что ББ не хочет заниматься этими вопросами, прерывая нужную государству работу.

Получили сотрудники маршала и рекомендации относительно того, как следует решать конституционный вопрос, а также по другим, более частным вопросам. Например, президенту надлежало организовать раут для депутатов и сенаторов, чтобы все увидели изменение отношения режима к парламенту, сконцентрировать внимание на борьбе с национальными демократами, вновь объявленными главными противниками[258]. Никакого обсуждения затронутых им вопросов конечно же не было.

24 ноября, на следующий день после выборов в сенат, под денежный залог стали выходить на свободу узники Брестской крепости. Только сейчас общество узнало всю правду о том, что им пришлось пережить за эти месяцы. С разных сторон стали раздаваться возмущенные голоса, протесты, требования наказать виновных. Национальные демократы потребовали парламентского расследования «Брестского дела». С запросом к правительству обратились партии Центролева, подробно описавшие отношение тюремщиков к арестованным. Особо активно против насилия над узниками Бреста протестовали университетские профессора, люди творческих профессий, профсоюзы и общественные организации. В очередной раз жизнь опровергала официальную мифологему о режиме как образце высокой морали.

Пилсудский не придавал особого значения этим проявлениям возмущения. Об этом можно судить по нескольким моментам. Во-первых, 4 декабря Пилсудского на посту главы кабинета сменил Славек. Более того, маршал уже в конце ноября известил своих сотрудников, что уезжает отдыхать, потому что зимой очень плохо себя чувствует. Действительно, 15 декабря он отправился в длительный, более чем трехмесячный отпуск на португальский остров Мадейру. Это могло означать только то, что его совершенно не тревожили возможные последствия «Брестского дела». Не беспокоили они и Славека. На совещании в президиуме Совета министров 18 декабря 1930 года новый премьер заявил, что это дело волнует только интеллигенцию и поэтому скоро о нем забудут. А раз так, то не следует драматизировать его негативные последствия и уходить в оборону. Наоборот, нужно перейти в контрнаступление, подчеркивать, что брестские узники, в отличие от политзаключенных царских тюрем, не сумели вести себя достойно, и пригрозить, что, если потребуется, власть вновь применит насилие. С аналогичным заявлением он выступил и на заседании сейма. Принимая во внимание общественное звучание проблемы, совершенно очевидно, что премьер всего лишь развил рекомендацию Пилсудского.

Перед отъездом диктатор сделал несколько важных назначений. Бек стал вице-министром иностранных дел, что исключало возможность неподконтрольных действий главы внешнеполитического ведомства Залеского. К его деятельности «полковники» давно уже предъявляли претензии, но Пилсудский на них пока что не реагировал. В Генеральном инспекторате его подменил Соснковский, к которому маршал, несмотря на охлаждение отношений, по-прежнему испытывал полное доверие.

Пилсудский еще летом 1930 года выбрал для отдыха остров Мадейру в Атлантическом океане. В качестве второго вероятного места отдыха фигурировал Египет, но дочери отдали предпочтение Мадейре, и отец с ними согласился. Это было его четвертое по длительности, после Сибири, Магдебурга и Англии в 1896 году, пребывание вне Польши. Маршрут был составлен так, чтобы миновать Германию: Чехословакия, Австрия, Швейцария, Франция, Испания, Португалия. Путешествие проходило в вагоне-салоне, который прицепляли к соответствующему поезду. Лишь в Испании, из-за разницы в ширине колеи, пришлось пересесть в другой вагон, любезно предоставленный здешним правительством. Польский вагон вернулся в Варшаву, увозя с собой забытую в нем саблю маршала, – позже ее привезут на Мадейру. В Лиссабоне Пилсудский пересел на пассажирское судно «Ангола» и 22 декабря достиг места назначения – главного города Мадейры Фуншала. Здесь, в северо-западном предместье Сан-Мартино, для него была снята удобная вилла «Бетанкур» с видом на океан. Это был крытый черепицей двухэтажный домик светло-кремового цвета. Никакой охраны диктатор с собой не взял – эти обязанности были возложены на местную полицию.

То, что маршал, не очень-то прислушивавшийся к рекомендациям врачей, на этот раз им последовал, дает основание для некоторых выводов. Видимо, он действительно очень устал, потому что не привык перепоручать свои обязанности помощникам и ему приходилось одновременно решать все главные вопросы функционирования режима, контролировать деятельность правительства и государственного аппарата, а также вплотную заниматься делами армии. Ему исполнилось 63 года, и работоспособность была уже далеко не та, что прежде. Да и могучим здоровьем Пилсудский никогда не отличался. Отдых вдали от родины, посреди океана, был ему во всех отношениях полезен. По признанию самого маршала, накануне отъезда на Мадейру он даже подумывал об оставлении поста военного министра. Конечно, это не означало бы его ухода с вершины властной пирамиды, он и далее оставался бы генеральным инспектором вооруженных сил. Но, перестав быть членом кабинета, он не мог бы прямо контролировать деятельность министров.