Прошло десять дней, а она все не верила, что ее удалили навсегда. Святослав во время их короткого, но мучительного объяснения дал понять, что не ждал Прияну и не знает, как свести их в одном доме. Он вроде бы хотел спрятать Малушу на время, пока все как-то устроится… может, он объяснится с Прияной. Может, та согласится, чтобы у него было две жены одновременно. Или даже… обидится и опять уедет. Малуша все еще верила, что ее мелькнувшее счастье вернется, опять покажется из-за набежавшей тучки. Уж слишком долго и трудно она шла к нему и слишком внезапно его у нее отняли. Если бы не эта вера, у нее, наверное, сердце разорвалось бы.

А где-то там, глубоко внутри нее, на живом сокровенном ложе, неведомо и неприметно для нее самой уже начало биться новое сердце будущего человека…

* * *

– Она беременна.

Эльга сидела у стола, подперев щеку рукой. Закончились длинные зимние праздники, жизнь пошла своим чередом. Давно в Киеве не было такого хорошего, веселого Карачуна. Эльга принимала гостей у себя, Прияна – на княжьем дворе. Весь Киев валил туда – посмотреть на вернувшуюся княгиню. Двухлетнее изгнание не сказалось на красоте Прияны: в свои двадцать лет она находилась в расцвете, и когда она сидела в Олеговой гриднице рядом со Святославом, а меж ними помещался их первенец, трехлетний Ярополк, миленький здоровый мальчик – это было зрелище из счастливого конца предания, когда отважный витязь получил свою Зарю-Зареницу и княжий стол в придачу. О мимолетном увлечении князя материной ключницей никто не вспоминал – и впрямь, эка невидаль? Не пропадать же удалому молодцу, пока жены дома нет.

Прияна, похоже, ничего и не знала. Святослав строго наказал всем не болтать и надеялся, что если эта злосчастная повесть и всплывет, то попозже, когда уже уйдет в прошлое и станет не страшна.

– Чему дивиться? – ответил Эльге Мистина. – У нее и мать, и прабабка на зависть плодливы.

Однако он понял важность этого известия – судя по тому, что встал и стал прохаживаться по избе, по привычке разминая плечи, будто перед поединком.

– Она беременна от своего родича. Мой сын сделал дитя своей двоюродной племяннице. Рабыне, моей служанке… пусть и бывшей. Пока они просто любились, это еще было полбеды. На Купалиях, сказывают, и похуже бывает. Но дитя… Его уже за пояс не заткнешь. Это сын князя. И заодно двоюродный внук. За что мне такой позор?

Эльга не ждала ответа на свой вопрос от Мистины, она сама знала несколько ответов. Чуры вновь обрушили на нее свой гнев. За давний ее побег и убийство Князя-Медведя – воплощенного прародителя всех северных кривичей – вновь и вновь наказывают раздором внутри рода. С тех пор прошло двадцать пять лет, но разве это срок для чуров, живущих в вечности? Он надеялась, что вода крещения смоет с нее это проклятье… ну а что, если это кара от бога за ее немалые прегрешения? Она закрыла глаза и помотала головой. Никуда не уйти от бед. Куда ни глянь – глухая чаща и в ней волки воют. Двадцать пять лет она боролась, пытаясь вырваться из этой чащи на простор. И порой ей казалось, что все – удача, победа. Ведь какой удачный был год – с Оттоном все получилось, с греками получилось, с наемниками, с Адальбертом, даже Володислав деревский сгинул наконец! А потом случается нечто такое… вот опять. Но этот позор всего хуже.

Дружеская рука легла ей на плечо и ласково сжала. Эльга подняла глаза к лицу Мистины.

– Надо ее убрать отсюда, – мягко сказал он. – Пока никто больше не знает про дитя.

– За море Гурганское? – безнадежно предположила Эльга.

– Ты ведь не согласишься. К Олегу пытались уже отсылать – там ее злая судьба нашла. Надо подальше куда-то.

– У нее есть мать. Предслава.

Они помолчали, пытаясь вообразить Малушу в далекой Плесковской земле. А также всех своих близких, кто там жил. Это достаточно далеко, чтобы вынашивание и рождение этого дитя позора прошло незамеченным для Киева. Ведь за эти два года оттуда не доходило никаких вестей…

– Нужно везти ее сейчас, этой же зимой, – нарушила молчание Эльга. – Пока ничего не заметно. Она должна исчезнуть из земли Полянской, чтобы и помину не было. Даже Олегу я потом скажу… когда она уже будет там. Доверила ему… да не уберег! – в досаде бросила она.

И вздохнула. Против судьбы идти что против реки – все равно снесет. Уж как она старалась, чтобы от Малуши не было вреда – судьба пришла, за печкой нашла.

– И вот теперь ее надо будет поскорее выдать замуж, – добавил Мистина.

– Это еще зачем?

– Затем. Она не была рабыней, когда зачала это дитя. Ты освободила ее еще до этого. И Святослав месяц возил ее по городцам и везде называл своей женой. Даже вернул ей княжеское имя. Это будет ребенок князя и его свободной жены – пусть и хоти. Нужен тебе такой наследник, а нашим двум мальцам – такой соперник? От зачатия проклятый?

– Ежкин пень…

– А если быстро выдать ее замуж, то он родится как сын ее мужа. И позора никакого не будет, потому что это будет не сын Святослава.

– Ой божечки! – Эльга встала и широким движением обхватила Мистину за шею. – Серый волк ты мой! Что бы я делала без тебя!

– Ну вот! – Он обнял ее. – А бранилась, что уж больно я хитромудрый…

– Я сама ее повезу, никому больше не доверю! Ты поедешь со мной? – Эльга отстранилась и с надеждой взглянула ему в лицо.

Она чувствовала в себе силы и дальше бороться с недолей, но куда ей без него – без своего щита, меча, дорожного посоха? В его лице с горбинкой от давнего перелома на носу ей и сейчас виделся залог помощи и удачи – тех, что не изменяли ей все эти двадцать пять лет. И от этого теплело на сердце.

– Может же кто-то тебя заменить в Киеве на эту зиму?

– Лют справится, пожалуй, – Мистина задумчиво кивнул. – Да и нехудо ему хоть одно лето дома побыть. А то жена измаялась – муж вроде есть, а вечно где-то за тридевять земель.

Они помолчали, прижавшись друг к другу и воображая это долгое путешествие – на другой край обширной своей державы – вдвоем. И думая о том, что застанут на месте.

– Мы должны к ней съездить, – потом сказала Эльга, и Мистина знал, кого она имеет в виду. – А то выходит, что мы просто изгнали и забыли ее… она этого не заслужила.

– Да, – обронил Мистина. – Но едва ли она мне обрадуется. Я чувствую себя сволочью последней… Я не только не останусь с ней там, но и…

– Но и что? – Эльга с тревогой взглянула ему в лицо.

Какое еще зло они могут поневоле принести Уте, сестре Эльге и жене Мистины, которая всю жизнь любила их и беззаветно служила роду, получая взамен почти одно только горе?

– Если я не сильно обсчитался, то Витяне уже пятнадцать лет, пора ее выдавать. У меня уже был разговор… не поверишь, с Вуефастом. Последний-то, младший, у него не женат, семнадцать лет, в самый раз ей. А Велераду шестнадцать. В такие годы уже расстаются с кормильцем и слушают только отца. Что ему делать в том… вашем Варягине? Даже Свеньке уже десять. Можно было бы его оставить еще на пару лет с матерью, но как знать, сумею ли я съездить туда через два года еще раз?