Главным стимулом было для него собственное любопытство. Возможно, он задумывался и о том, что мог бы внести вклад в копилку общих знаний, но в этом нет большой уверенности. Леонардо писал, что собирается когда-нибудь обнародовать свои открытия, но когда дело доходило до разборки и упорядочивания накопившихся записей, он, как обычно, выказывал медлительность, а не усердие. Ему гораздо интереснее было добывать знания, чем публиковать их. И хотя в жизни и работе он охотно общался с людьми, делиться своими находками он как будто не очень стремился.

Это относится ко всем его заметкам — не только к работам по анатомии. Целая сокровищница трактатов, так и оставленных незавершенными и неопубликованными, говорит о том, что им двигали необычные мотивы. Ему нравилось накапливать знания ради самих знаний и для собственного удовольствия, а не потому, скажем, что он мечтал прославиться как ученый или способствовать общему прогрессу человечества. Некоторые даже утверждали, будто он нарочно писал зеркальным способом, чтобы оградить свои открытия от чужих любопытных глаз. Я думаю, это было не так, но все же трудно отрицать очевидное: его страсти собирать знания отнюдь не сопутствовало желание широко ими делиться. Как отмечал Чарльз Хоуп, исследователь творчества Леонардо, «он не вполне сознавал, что рост знаний — процесс кумулятивный и коллективный»[737]. Хотя Леонардо изредка позволял другим смотреть, как он работает, ему, по-видимому, не приходило в голову, что важность знаний возрастает от их распространения.

Спустя несколько лет, в 1517 году, когда Леонардо уже жил во Франции, один человек, посетивший его, сообщал, что Леонардо вскрыл больше тридцати мертвецов и «написал трактат по анатомии, где изобразил разные части тела, мускулы, нервы, вены, суставы, внутренние органы. Благодаря этим рисункам можно гораздо лучше, чем когда-либо раньше, понять, как устроено мужское и женское тело». Он добавлял, что Леонардо «написал бесконечное множество книг о природе воды, о разных механизмах и о прочих предметах, все на народном языке, и если их напечатать, то они принесут людям и пользу, и удовольствие»[738]. Но, умирая, Леонардо оставит Франческо Мельци лишь груды так и не разобранных тетрадных листов и рисунков.

Современная анатомия зародилась лишь через двадцать пять лет после смерти Леонардо, когда Андреас Везалий опубликовал свой эпохальный и прекрасно изданный труд «О строении человеческого тела». Как знать, если бы чума так рано не унесла жизнь Маркантонио делла Торре, быть может, они совместно с Леонардо выпустили бы книгу, которая предвосхитила бы и превзошла это сочинение Везалия. Но вышло так, что анатомические исследования Леонардо практически не оказали влияния на тогдашнюю науку. Спустя годы, а порой и столетия, сделанные им открытия пришлось заново совершать другим ученым. Нежелание публиковаться умалило его вклад в историю науки. Но оно ничуть не умалило его гениальности.

Изучая устройство человеческого тела, Леонардо параллельно исследовал строение Земли. Как обычно, он проводил между ними аналогии. Ему всегда удавалось подмечать сходство между разными природными явлениями, и самой важной и всеохватной аналогией из всех стало сравнение тела человека с телом Земли, которому Леонардо отводил заметное место и в искусстве, и в записках о науке. «Человек есть образ мира», — писал он[739].

Понятия о микрокосме и макрокосме и их взаимосвязи восходит еще к античной натурфилософии. Первая тетрадная запись Леонардо, где говорится о подобии между человеком и миром, относится к началу 1490-х годов:

Это перекликалось с тем местом в платоновском «Тимее», где сказано, что тело и его плоть получают пропитание от крови подобно тому, как вода восполняет силы Земли[741]. Еще Леонардо опирался на тексты средневековых теоретиков, в частности — на космографическое сочинение Ристоро д’Ареццо, итальянского монаха и геолога XIII века.

Как художник, восхищавшийся закономерностями в природе, Леонардо воспринимал связь микрокосма с макрокосмом как нечто большее, чем просто подобие. Он усматривал в ней духовную составляющую, и это отразилось в его рисунке «Витрувианский человек». Как мы уже видели, мистическую связь между человеком и Землей он уже показывал во многих своих шедеврах — от «Джиневры Бенчи» до «Святой Анны» и «Мадонны с веретеном», и, наконец, в «Моне Лизе». А еще Леонардо помещал ее в основу своих научных исследований. Например, изучая пищеварительную систему человека, он написал себе памятку: «Приведи сначала общеизвестное сравнение с речной водой, а потом скажи о светлой желчи, которая направляется к желудку в направлении, противоположном движению пищи»[742].

В 1508 году, занимаясь в Милане одновременно анатомией и изучением Земли, Леонардо вновь обратился к этой аналогии в чудесной тетради, впоследствии получившей известность как Кодекс Лестера[743]. Эта тетрадь, в отличие от прочих, посвящена всего нескольким смежным предметам: 72 страницы заполнены длинными текстами и 360 рисунками, посвященными геологии, астрономии и динамике текущей воды. Как и другие ренессансные мыслители, Леонардо завещал последующим эпохам науки и просвещения важную задачу: понять причины и движущие силы, управляющие нашим космосом, начиная от механики человеческих мышц до обращения планет, от тока крови в наших артериях до течения земных рек[744]. Вот, среди прочих, вопросы, которые там поставлены: Что заставляет источники вод бить из горных недр? Откуда взялись долины? Почему светит Луна? Откуда в горах окаменелые морские существа? Что заставляет воду и воздух закручиваться в вихри? И — сакраментальный вопрос — почему небо голубое?