«Ну — орава, ну — шайка, — думал иерарх Хеммельфарт,дрожащей рукой благословляя марширующих бородатых коротышек. — Кого здесьприветствуют? Продажных наемников, непристойных краснолюдов! Что же это застранный набор? Кто, в конце концов, выиграл войну, они или мы? О боги,необходимо обратить на это внимание королей. Когда историки и писателивозьмутся за работу, надо будет подвергнуть их потуги цензуре. Наемники, ведьмаки,алчные разбойники, нелюди и всякие другие подозрительные элементы должныисчезнуть со страниц истории человечества. Их необходимо вычеркнуть, вымарать,стереть. Ни слова о них. Ни слова.

И ни слова о нем, — подумал иерарх, сжимая губы и глядяна Дийкстру, наблюдающего за парадом с явно утомленной миной.

Надо будет, — подумал иерарх, — дать королям советотносительно этого Дийкстры. Его существование — позор для порядочных людей.

Безбожник и прохвост. И пусть он исчезнет бесследно. И будетзабыт».

* * *

«Не бывать этому, пурпурный лицемерный боров, — думалаФилиппа Эйльхарт, запросто читая мысли иерарха. — Ты мечтаешь о том, чтобыуправлять, диктовать и влиять? О том, чтобы решать? Не бывать этому. Решать тыможешь исключительно вопросы собственных геммороидных шишек, да и тут, в твоейсобственной заднице, твои решения мало что будут значить. А Дийкстра останется.Пока будет мне нужен».

* * *

«Когда-нибудь ты ошибешься, — думал жрец Виллемер,глядя на блестящие карминовые губы Филиппы. — Когда-нибудь какая-нибудь извас совершит ошибку. Вас погубит зазнайство, наглость и нахальство. Заговоры,которые вы плетете. Аморальность. Мерзопакостность и извращенность, которым выпредаетесь, которые составляют вашу жизнь. Все выйдет на явь, развеется смрадгрехов ваших, когда вы совершите ошибку. Такая минута должна неминуемонаступить.

Даже если вы ошибки не совершите, отыщется способ обвинитьвас. Постигнет человечество какое-нибудь несчастье, случится какое-нибудьпоражение, придет какая-нибудь напасть: зараза либо эпидемия… И вот тогда-товину свалят на вас. Вас обвинят в том, что вы не сумели несчастьепредотвратить, не сумели ликвидировать его последствий.

И во всем виновны будете вы.

И тогда распалят костры».

* * *

Дряхлый полосатый кот, из-за масти прозванный людьмиРыжиком, умирал. Умирал чудовищно. Дергался, напрягался, царапал землю, егорвало кровью и слизью, сотрясали конвульсии. К тому же у него был кровавыйпонос. Он мяукал, хотя это было ниже его достоинства. Мяукал жалостно, тихо.Быстро слабел.

Рыжик знал, почему умирает. По крайней мере догадывался, чтоего убило.

Несколько дней назад в цинтрийский порт заглянул странныйкорабль, старый и очень грязный парусник, вконец запущенная рухлядь, почтиразваливающийся остов. «Катриона» — гласила едва проглядывающая надпись на носупарусника. Надписи этой Рыжик — естественно — прочитать не умел. Из странногоплашкоута, воспользовавшись швартовкой, выползла на набережную крыса. Толькоодна. Вылинявшая, запаршивевшая, еле двигающаяся. У нее не было одного уха.

Рыжик загрыз крысу. Он был голоден, но инстинкт не позволилему сожрать эту мерзость. Однако несколько блох, больших блестящих блох,которыми кишмя кишела шерсть грызуна, успели перебраться на Рыжика иугнездиться в его шубке.

— Что с ним?

— Не иначе — кто-то отравил. Или сглазил.

— Тьфу, какая мерзость! Ну и воняет, сволочь! Убери егос лестницы, женщина!

Рыжик напрягся и беззвучно раскрыл рот.

Он уже не чувствовал ни пинков, ни ударов метлы, которымихозяйка благодарила его за то, что он одиннадцать лет ловил мышей. Выброшенныйсо двора, он умирал в пенящейся мылом и мочой канаве. Умирал, желая этимнеблагодарным людям заболеть тоже. И страдать так, как страдает он.

Его пожеланию предстояло вскоре исполниться. Причем вгигантских масштабах. Воистину гигантских масштабах.

Женщина, выбросившая Рыжика со двора, остановилась, задралаюбку и почесала ногу под коленом. Зудило.

Ее укусила блоха.

* * *

Звезды над Эльскердегом светились ярко. Мерцали. Искрыкостра блекли на их фоне.

— Ни цинтрийский мир, — сказал эльф, — ни темболее проведенный с большой помпой новиградский парад нельзя считать отметинамии верстовыми камнями. Что за понятия такие? Политическая власть не можеттворить истории с помощью актов или декретов. Не может она и давать историиоценку, выставлять баллы или раскладывать по полочкам, хотя в гордыне своей ниодна власть таковой истины не признает и не приемлет. Одним из ярчайшихпроявлений вашего человеческого зазнайства является так называемаяисториография, попытки судить и выносить приговоры, как вы говорите, «деламминувших дней». Для вас, людей, это типично и проистекает из того факта, чтоприрода наделила вас эфемерной, муравьиной, мотыльковой, смешной жизньюоднодневок, не дотягивающей и до сотни лет. Вы же к своему существованиюнасекомых пытаетесь подстраивать весь мир. А меж тем история — процесснепрерывный и бесконечный. Невозможно поделить историю на кусочки — отсюда идосюда, от даты до даты. Историю нельзя декретировать и тем более изменитькоролевскими указами. Даже выиграв войну.

— Я философствовать не стану, — сказалпилигрим. — Как было сказано, я человек простой, прямой и некрасноречивый.Однако осмелюсь заметить вот что: во-первых, короткая как у насекомых жизньзащищает нас, людей, от декадентства, склоняет к тому, чтобы, ценя жизнь, житьинтенсивно и творчески, использовать каждую минуту жизни и радоваться ей. Акогда потребуется, без сожаления отдать ее за нужное дело. Я говорю и мыслю какчеловек, но ведь точно так же мыслили долгожители эльфы, когда шли биться иумирать в командах скоя'таэлей. Если я не прав, пусть меня поправят.

Пилигрим выждал соответствующее время, но никто его непоправил.

— Во-вторых, — продолжал он, — мне кажется,политическая власть, хоть она и не способна изменить историю, может своимидействиями создать вовсе не плохие иллюзии и видимости такой способности. Дляэтого у власти имеются методы и инструменты.

— О да, — ответил эльф, отворачиваясь. —Здесь вы попали в самую суть, господин пилигрим. У власти есть методы и инструменты.Такие, с которыми невозможно дискутировать.

* * *

Галера ударила бортом по обросшей водорослями и ракушкамисвае. Бросили сходни. Загремели крики, проклятия, команды.

Кричали чайки, подхватывающие отбросы, что покрывали зеленуюгрязную воду порта. Побережье кишело людьми. В основном в военной форме.