Ори Ройвен, широко раскрыв удивленные глаза, отрицательнопомотал головой. Дийкстра минуту молчал.

— Не слышишь, значит. А я слышу. Во всех коридорах.Крысы бегают по третогорскому граду, Ори. Идут сюда. Приближаются на мягкихкрысиных лапках.

* * *

Они возникли из тени, из тьмы. Черные, в масках, проворныекак крысы. Стражники и охранники из вестибюля свалились, не застонав, подбыстрыми ударами стилетов с узкими гранеными клинками. Кровь текла по поламтретогорского замка, разливалась по паркету, пачкала его, впитывалась в дорогиевенгербергские ковры.

Они шли по всем коридорам, оставляя за собой трупы.

— Он там, — указав на дверь, сказал один. Черныйшарф, закрывающий лицо до глаз, приглушал толос.

— Туда он вошел! Через канцелярию, в которой работаетРойвен, вечно кашляющий хрыч.

— Оттуда нет выхода. — Глаза другого, командира,горели в прорезях черной бархатной маски. — Из комнаты за канцеляриейдругого выхода нет! Там нет даже окон.

— Остальные коридоры под охраной. Все двери и окна. Онот нас не уйдет. Он в ловушке.

— Вперед!

Двери поддались под ударами ног. Сверкнули стилеты.

— Смерть! Смерть кровавому палачу!

— Кхе-кхе? — Ори Ройвен поднял над бумагами головус близорукими слезящимися глазами. — Слушаю вас. Чем могу, кхе-кхе, быть полезен?

Убийцы с ходу разбили дверь в личные апартаменты Дийкстры,пробежали по комнатам, словно крысы обнюхивая закоулки. Со стен полетелигобелены, картины и панно, кинжалы рассекали шторы и обивку.

— Его нет! — крикнул один, влетая вканцелярию. — Нет его!

— Где? — крикнул вожак, наклоняясь над Ори исверля его взглядом сквозь прорези в черной маске. — Где этот кровавыйпес?

— Нету его, — спокойно ответил Ори Ройвен. —Сами же видите.

— Где он? Говори! Где Дийкстра?!

— Разве, — кашлянул Ори, — сторож я, кхе-кхе,брату своему?

— Подохнешь, старик!

— Я человек старый, больной и страшно уставший.Кхе-кхе. Я не боюсь ни вас, ни ваших ножей.

Убийцы выбежали из комнаты. Исчезли так же быстро, как ипоявились.

Ори Ройвена не убили. Они были заказными убийцами. А вполученных ими приказах об Ори Ройвене не было ни слова.

Орибастус Джианфранко Паоло Ройвен, магистр права, провелшесть лет в различных тюрьмах, его непрерывно допрашивали сменяющиесяследователи, выпытывали о самых различных, зачастую вроде бы бессмысленныхвещах и делах.

Через шесть лет освободили. К тому времени он уже былсовершенной развалиной. Цинга лишила его зубов, анемия — волос, глаукома —зрения, астма — дыхания. Пальцы обеих рук ему сломали на допросах.

На воле он прожил неполный год. Умер в храмовом приюте. Внужде. Забытый всеми.

Рукопись книги «Люди — тени, или История секретныхкоролевских служб» пропала без следа.

* * *

Небо на востоке посветлело, над взгорьями разлился белыйореол, предвестник зари.

У костра уже долгое время стояла тишина. Пилигрим, эльф иследопыт молча глядели на умирающий огонь.

Тишина стояла и на Эльскердеге. Воющий упырь замолк,наскучившись напрасным воем. Воющему упырю пришлось наконец понять, что троесидящих у костра мужчин за последнее время видели слишком много ужасов, чтобыобращать внимание на вой какого-то там упыря.

— Если нам предстоит странствовать вместе, —неожиданно сказал Бореас Мун, глядя в рубиновые уголья костра, — то надокончать с недоверием. Давайте оставим позади все, что было. Мир изменился.Впереди новая жизнь. Что-то кончилось, что-то начинается. Впереди…

Он осекся. Кашлянул. Он не привык к таким речам, боялсяпоказаться смешным. Но его случайные спутники не смеялись. О, Бореас чувствовалпрямо-таки исходящую от них доброжелательность.

— Впереди перевал Эльскердег, — закончил он ужеболее уверенно, — а за перевалом — Зеррикания и Хакланд. Перед намидальний и опасный путь. Если мы пойдем вместе… Отбросим недоверие. Я — БореасМун.

Пилигрим в шляпе с широкими полями встал, выпрямился во весьсвой гигантский рост, пожал протянутую ему руку. Эльф встал тоже. Его чудовищноизувеченное лицо странно искривилось.

Пожав руку следопыту, пилигрим и эльф протянули друг другуправые руки.

— Мир изменился, — сказал пилигрим. — Что-токончилось… Я — Сиги Ройвен.

— Что-то начинается. — Покрытое шрамами лицо эльфаискривило что-то, что по всем признакам было улыбкой. — Я — ВольфИсенгрим.

Их рукопожатия были краткими, крепкими, можно сказать, дажевзволнованными. Какое-то мгновение это походило более на рукопожатие передбоем, нежели на жест согласия. Но всего лишь мгновение.

Догорающее полено в костре выстрелило искрами, скрепляясобытие радостным фейерверком.

— Сожри меня черти, — Бореас Мун широкоулыбнулся, — если это не начало настоящей дружбы.

… как и других Верных, так и св. Филиппу оклеветали,приписав оной, будто действует она во вред королевству, якобы подстрекает народк беспорядкам и мятежам, будто будоражит люд и готовит переворот. Вильмериус,еретик и сектант, первосвященником себя самозванно поименовавший, святуюсхватить повелел и в узилище темное и ужасное бросил и там мучил хладом исмрадом, требуючи, дабы она в грехах оных призналась и выдала бы тех, коихпоучала. И показал Вильмериус св. Филиппе струментарий различный, для пытокпредназначенный, и грозился зело. Святая же токмо в лицо ему плюнула и всодомии его обвинила.

Повелел тогда еретик от одежды ее освободить и нагую бычьимижилами сечь без пожаления и под ногти иглы вбивать. И все пытал и взывал, дабыот веры своей и богини отреклася. Но токмо рассмеялася святая и присоветовалаему удалиться.

Повелел тогда оный еретик святую на пыточную лавку укласть,по всему телу железными острогами и крючьями рвать и бока ее свечами палить. Нохоть была она таковыми жестокостями мучаема, являла святая в смертном телебессмертную терпеливость. И ослабели палачи, и с превеликим страхомотступилися, но Вильмериус грозно оных сгромил и велел, дабы оне далее мучили идесницы свои зело крепко прилагали. И тогда почали святую Филиппу железамираскаленными палить, члены из суставов выбивать и груди женские клещами рвать.И в муках таковых, не признавшись ни в чем, скончалась святая мученица Филиппа.