Проверки устраивало прежде всего государство. Совершенно естественно, что власти были обязаны возлагать на себя все дипломатические и политические последствия безответственной деятельности корсаров и поэтому удерживали их под своим контролем. Прежде всего каждый, желавший заняться корсарством, должен был сдать экзамен опытным реисам и получить разрешение. Сдавшие экзамен являлись к управителю порта[1703] и после государственной церемонии, сопровождаемой чтением молитв, назначались реисами[1704]. Перед тем же, как отправиться в набег, они были обязаны получить одобрение дивана и капудана, возглавлявшего государственный флот, а также приобрести берат на корсарство, который европейцы называли по-разному: lettre de marque; letter of reprisal; commissie van retorsie или kaberbrief[1705]. В берате указывалось название корабля с именем его капитана, а также отмечалось, что поход проводится с согласия властей – тунисских, алжирских либо трипольских. Кроме этого, реису давали и особые приказы, а именно: не тревожить берега и суда дружественных правительству стран или же не нападать на врага при противном ветре[1706]. Так власти не просто показывали, что нарушителей закона ждут кара и запрет на корсарство. Они еще и пытались вести сбалансированную политику по отношению ко все более сильным европейским государствам, присылавшим в североафриканские порты столь необходимые материалы, и предотвратить их союз против своих стран.

Перед тем как отправиться в поход, корсары также должны были получить паспорт от европейских консулов[1707]. В этом паспорте, который французы называли certificat de nationalité, консул просил оказывать реису любую возможную помощь. Сам документ предназначался для предъявления офицерам той страны, которую представлял дипломат[1708]. В паспортах указывалось имя реиса, тип судна и количество пушек, которыми оно вооружено, и отмечалось, что реис получил приказ не нападать на королевские земли, и если он не нарушает это предписание, его следует оставить в покое. До тех пор, пока наши корсары исполняли условия договоров, они могли спокойно охотиться, ничуть не опасаясь флотов государств, с которыми заключили мир. Если же экипажи пускались в путь без подобных паспортов, то ожидать могли чего угодно. Когда экипаж алжирского корабля, укрывшегося от бури на берегах Руссильона, не смог предоставить губернатору паспорт, тот, не поверив, что перед ним – алжирцы, велел их обезоружить и всех до единого арестовать. Финалом трагедии стало появление испанских корсаров, которые просто сожгли пустой корабль алжирцев, оставленный беззащитным посреди моря. Слава Всевышнему, все кончилось хорошо и экипаж освободили благодаря стараниям алжирских дипломатов. В 1674 году его отошлют кораблем из Марселя на родину вместе со всеми пушками и уцелевшим имуществом[1709].

Капитаны торговых кораблей брали у консулов и копию паспорта. В разделе 8 мы уже упоминали, что корсары устраивали осмотр на палубах дружественных судов, повстречав их в море. И если экипаж торгового судна, принадлежавшего дружественной стране, хотел избежать нападения, приходилось соглашаться – и предоставлять корсарам документ, который французы называли passavant или же congé, а османы – patente. На такого рода патентах, имевших серийный номер, были прописаны имена судовладельца и капитана; пункты отправления и прибытия судна, подробности касательно груза, дата выдачи самого документа и срок его действия[1710].

Европейские государства серьезно относились к договорам с магрибскими корсарами, тщательно проверяли выдаваемые патенты и внимательно следили за тем, чтобы чиновники не творили произвол, раздавая корсарские свидетельства кому попало. Шведский устав 1730 года, ставший образцом и для голландского, изданного в 1747 году, не просто обязывал экипажи всех кораблей, миновавших мыс Финистерре, иметь при себе патент, но и говорил о том, кому их выдавать: только гражданам Швеции либо же тем из иностранцев, кто прожил на ее территории не менее трех лет. А чтобы шведский патент не приобретали представители других наций, обладатели приносили клятву в том, что они – единственные владельцы судна и будут использовать документ лишь для того корабля, чье наименование в нем указано. Если же у судна менялся владелец, надлежало немедленно известить об этом Торговую палату. Срок действия патента ограничивался одним путешествием, и по возвращении домой (в Стокгольм) судовладелец был обязан возвратить его в течение восьми дней; если же судно заходило в какой-либо иной порт, то время увеличивалось до двух недель. Наказания за несоблюдение патентных правил убеждают в том, насколько серьезно к ним относилась Торговая палата. Каждого, кто осмеливался подделать документ или же использовать его для корабля, ходившего под иностранным флагом, ждала смерть. Судовладелец тоже выплачивал немалый штраф, если указывал в патенте ошибочные данные или если корабль выходил в плавание без документа. Если же хозяин судна возвращался домой из корсарского плена, ему и на родине приходилось целый месяц провести в заключении[1711].

Если же торговый корабль отказывался от инспекции и пускался в бегство либо открывал огонь из пушек, он впредь считался bonne prise, официальной добычей. Неграмотные корсары, которым трудно было читать документы на иностранном языке, просто сверяли их с образцами, которые брали у консула. Это помогало понять, действителен ли патент, предъявленный иностранным капитаном. Иногда они даже подсчитывали количество слов и строчек, сравнивали поля, а то и клали оба документа рядом. Неудивительно, что столь примитивные методы постоянно создавали проблемы. Например, ошибка служащего в Порт-Вандре однажды стоила коммерсантам всех товаров: Сулейман-реис прибрал к рукам французскую тартану, которую застиг возле берегов Испании, лишь из-за того, что в патенте судна не хватало несколько строчек[1712]. Со временем, чтобы предотвратить подобные случаи, французы начнут выпускать этот документ на шероховатой бумаге и отдавать корсарам, идущим в поход, его верхние страницы [см. рис. 32–33][1713]. А реисы будут проверять, действительны ли предъявленные им документы, по зазубринам-шероховатостям. Была еще одна проблема: океанские суда часто отличались от средиземноморских, и корсары, незнакомые с этим, принимали за официальную добычу те торговые корабли, чьи документы были в полном порядке[1714].