– Я бы не отказался от бульона, только попозже, – сказал я и, уже направляясь к боковому входу, смиренно добавил через плечо: – Если там что-то осталось.

Во всяком случае, я с утра ничего не ел, кроме окаменевшей булочки в буфете Центрального вокзала.

Я спустился по десяти ветхим ступенькам в маленькой кабинет, который служил приемной. Надел не совсем чистый белый халат, висевший на задней двери, взял стетоскоп Энниса, лежавший на маленьком покосившемся столике, и нацепил его на шею. Теперь в дверь уже колотили ногами. В шесть шагов я пересек маленькую приемную и распахнул ее.

– Какого черта, что вы тут грохочете? Я новый врач, и ведите себя как положено. Или больше ни шагу сюда со своими медкартами.

В ответ мертвая тишина. Вошли неслышно.

– Кто первый? – спросил я, садясь за стол.

Вперед рванулась бабуся лет семидесяти – в черном чепце, пледе из шотландки, в ношеных, но элегантных черных перчатках. Когда она уселась, хрипло дыша, я молча посмотрел на нее, ожидая дальнейшего развития сюжета, понимая, что передо мной опытный ветеран службы бесплатного медицинского обеспечения, страдающий артритом, невритом и бронхитом, с бурситами пальцев стопы и предположительно варикозными язвами, а судя по тому, как она сидела, – с геморроем и частыми запорами. Готов ли я снова, как прежде, принимать столь горькую пилюлю? Да, мне придется держаться, пока тут Дингволл на мою шею, Фрэнк туда же, да еще надо заботиться об этой маленькой поклаже на кухне. По крайней мере, мне придется попробовать.