4 сына: Изяслав, Мстислав, Ярослав, Всеволод, и две дочери; от гречанки Святополк, от чешки Вышеслав, а от другой Святослав, Мстислав; а от болгарки Борис и Глеб. И наложниц было у него 300 в Вышгороде, а 300 в Белгороде, а 200 на Берестовом селище, которое ныне зовут Берестовое. И был он ненасытен в блуде, и приводил к себе замужних женщин, и девиц растлевал. Был он такой же женолюбец, как и Соломон, ибо говорят, что у Соломона было 700 жен и 300 наложниц».

Интересно, что выдающиеся филологи Д.С. Лихачёв и О.В. Творогов, переводя «Повесть временных лет» по Лаврентьевскому и Ипатьевскому спискам, единодушно констатировали, что Владимир был «побежден похотью», то есть собственной страстью. В то время как Древнейший сказитель и летописцы не менее единодушны в том, что князь был «побежден похотью женской», то есть поддавался женским чарам. И развивают этот важный мотив древнерусской литературы: «Зло ведь есть женское обольщение, как и говорил Соломон, покаявшись в женах: “Не внимай злой жене, ибо мед каплет с уст ее, жены прелюбодейки; на мгновение только наслаждает гортань твою, после горче желчи станет… По пути жизни не идет она, распутная жизнь ее неблагоразумна”. Вот что сказал Соломон о прелюбодейках, а о хороших женах сказал он так: “Дороже она камня многоценного. Радуется о ней муж ее. Ведь делает она мужу своему благо все житие. Достав шерсть и лен, создает все потребное руками своими. Она, как купеческий корабль, занимающийся торговлей, издалека собирает себе богатство. И встает еще ночью и раздает пищу в доме своем и дело рабыням своим. Увидев поле – покупает: от плодов рук своих насадит пашню. Крепко подпоясав стан свой, укрепит руки свои на дело. И вкусила она, что благо – трудиться, и не угасает светильник ее всю ночь. Руки свои простирает к полезному, локти свои возлагает на веретено. Руки свои протягивает бедному, плод подает нищему. Не заботится муж ее о доме своем, потому что, где бы он ни был, все домашние ее одеты будут. Двойные одежды сделает мужу своему, а червленые и багряные одеяния – для самой себя. Муж ее заметен всем у ворот, когда сядет на совете со старейшинами и жителями земли. Покрывала сделает она и отдаст в продажу. Уста же свои открывает с мудростью, с достоинством говорит языком своим. В силу и в красоту облеклась она. Милости ее превозносят дети ее и ублажают ее; муж хвалит ее. Благословенна разумная жена, ибо хвалит она страх Божий. Дайте ей от плода уст ее, и да прославят мужа ее у ворот”».

Суждение Соломона о том, какое благо – добрая жена, было присуще и мужам Древней Руси. Те же добродетели прославил потом «Домострой» новгородского попа Сильвестра. Перед нами – образцовая жена князя, дружинника и градского мужа, крепкого сельского хозяина. Но как же любовь? Ее-то, похоже, древнейший сказитель и летописцы и пугались, воспринимая как обольщение. Владимир легко влюблял в себя жен и девиц; они рожали ему детей и были верны настолько, что он просто не знал, куда девать такое количество наложниц. Но – побежденный любовью дам, которую летописи именуют «похотью женской», князь не мог им отказать! Как заметил замечательный историк славян С.В. Алексеев, князь значительно серьезнее относился к своим обязательствам перед женщинами, чем ожидала от него дружинная среда. «Появ» в приключениях и походах красавицу, он мог просто следовать дальше, не беря ее с собой и не обеспечивая пожизненное содержание. Обрюхатив пленницу, он не обязан был на ней жениться. Тем не менее Владимир делал это – и даже симпатизирующие ему мужи видели в этом победу «похоти женской». За это даже немец Титмар Мерзебургский порицал князя как «великого и жестокого распутника», завистливо не веря, что тот мог радовать столь великое число дам без специальных приспособлений[214].

На самом деле никаких особых дарований в любви, кроме серьезности и обязательности, от Владимира не требовалось. Первой его женой в ранней юности была Аллогия (происхождение этого имени, упомянутого в связи с князем в сказочной саге, неизвестно). Она родила ему первенца Вышеслава, но оба вскоре умерли. Затем Владимир женился на отвергшей его и взятой силой Рогнеди. После взятия Киева он сгоряча «залег» прекрасную гречанку, вдову убитого им брата, и признал сына, которого она к тому времени носила.

И так далее, до вечной расплаты за случайный разврат с любой сельской девицей и выполнения неприятных обязательств перед мужней женой: «залег» меня – теперь мужа убивай, во избежание мне наказания! Согласно былине о черниговском боярине Даниле Ловчанине, Владимир, посадив, по обыкновению, в погреб возражавшего против злого дела Илью Муромца, покусился на жену боярина Василису Никуличну. Да только не добился желаемого: боярин и боярыня покончили с собой, явив торжество христианской добродетели. Не вполне, как увидим, даже в православной среде принятой.

Когда Рогнедь родила ему очередного сына, князь, по-видимому, влюбился в Мальфредь (умерла в 1001). Остальных жен и еще множество женщин, которых Владимир любил и не бросал, Рогнедь ему прощала. Но тут не выдержала. Дождавшись, когда изумительно обязательный князь возляжет, согласно очереди, и с ней, она его ублажила, а над спящим занесла нож, намереваясь как минимум лишить героя средств для дальнейших похождений. Владимир проснулся и перехватил ее руку. «Горько мне! – заплакала Рогнедь. – Отца моего ты убил и землю его захватил ради меня, а теперь не любишь меня и младенца моего!»

Владимир рассвирепел и решил исправить историю с этой женитьбой. Он приказал Рогнеди одеться, как в день свадьбы, сесть на богато убранную постель и ждать его. А сам пошел в сени выбрать меч поострее, чтобы навеки избавиться от опасной жены. Естественно, у него ничего не вышло. Рогнедь сделала все, как велено, но вдобавок позвала маленького сына (видимо, Изяслава) и научила, как поступить. Когда гневный муж и судия вступил в храмину, мальчик вышел вперед и протянул к нему меч со словами: «Отец, думаешь, что один тут ходишь?»

– Да кто ж тебя знал, что ты здесь! – вскричал Владимир и, бросив меч на пол, вылетел вон.

Не в силах от волнения придумать, что делать, князь, совсем как делает Красное Солнышко в былинах, собрал бояр и попросил совета. Бояре задумались. Князь был на руку скорым. Если сразу не убил княгиню – значит, любит. Посоветовать казнить Рогнедь – он это припомнит! Но и открыто заступаться за преступницу не слишком умно.

– Не убивай княгиню ради ребенка, – посоветовали бояре. – Восстанови ее владения и отдай ей с сыном.

Совет учитывал щедрость Владимира к женам и наложницам. Князь построил для Рогнеди с Изяславом город Изяславль и предоставил ей жить там, управляя окрестными землями. Впоследствии