Севере богатырю Михаилу Ивановичу Потыку. Он на охоте встретил женщину-оборотня, Авдотью Лебедь Белую, Лиходиевну (или дочь Вахрамея). Счастливые в браке супруги дали зарок: пойти живым в могилу за тем из них, кто раньше умрет. Когда Авдотья умерла, Потык последовал за ней в погребальный сруб на коне, с оружием и запасами. Таких могил археологи немало раскопали на Руси. Однако в этот поруб, явно по душу умершей, явился змей. Убив волшебного гада, Потык его кровью оживил жену и жил с нею счастливо, пока не умер, и жена последовала в могилу за ним, как положено от века.

Такая идиллия не очень устраивала русских дам, страдавших и от гнезд разврата в городах, которые устраивали шустрые Маринки, и особенно от просвещенных жен и дев, принимавших мужчин в лесах. Ведуньи, знахарки, травницы и просто женщины, по разным причинам не выходившие замуж и живущие уединенно, превращались в фольклоре в злых колдуний и оборотней, от которых мужчин следовало спасать. Баба-яга в ее утлой лесной избушке «на курьих ногах» стала из привлекательной девицы уродливой старухой, способной совратить мимохожего юношу и мужа лишь оборотничеством. И обвинялась в любви к «телу белому» не в обычном, но в гастрономическом смысле, хотя никого из героев в сказках так и не съела, а помощи им, наоборот, оказала немало. Естественным стало появление вариантов былины о Потыке, где Лебедь Белая превратилась из верной жены в Лиходиевну. Она опоила Потыка и обратила его в камень, а сама сбежала с царем Кощеем. Но кровные братья богатыря (Илья, Алеша и др.) спасли Потыка, убили Кощея и четвертовали конями неверную Лебедь. Какой из вариантов отношения к женщине-оборотню выбрать, зависело от сказителя и аудитории, внимание которой он хотел захватить.

Жизнь предлагала богатырям оба варианта. Ведь сильные образы женского ума и коварства в древнерусской литературе и фольклоре не могут скрыть от нас простой факт: даже находившиеся в наилучшем социальном и экономическом положении жены князей жили гораздо меньше мужчин. При всем почете и уважении они были машинами для рождения наследников, быстро вырабатывавшими свой «ресурс». Некоторые князья имели в течение жизни одну жену, некоторые – три, но в среднем они переживали двух жен. При том, что юноши и девушки вступали в брак, по проверенным фактам, с двенадцати лет, чаще в тринадцать – пятнадцать, а мужчины иногда тянули с этим до двадцати, что четко говорит нам о наличии в городах «гулящих женок», а у князей и дружинников – любовниц. Авантюрная история двух браков образцового богатыря Добрыни Никитича является отражением реальной жизни.

Большая семья

Любовные приключения наших князей от крещения Владимира Святого до смерти Владимира Мономаха, если и были, остаются тайной. Зато династический смысл их браков проявлялся все ярче и ярче. Поведение Святополка Окаянного, решившего после смерти отца истребить своих братьев, определялось его браком с дочерью польского короля Болеслава Храброго. Потерпев поражение от Ярослава, Святополк оккупировал Русь войсками ляхов. Но когда Ярослав освободил Киев и захватил его жену, Святополк потерял расположение тестя и вынужден был опираться только на печенегов, с которыми и сгинул безвестно.

Нет сведений, что Ярослав отпустил дочь Болеслава. Вероятно, она жила в Киеве и умерла там вскоре после гибели ее мужа. Ведь Болеслав не собирался отпускать сестер Ярослава, захваченных им в Киеве, возможно, по совету Анастаса Корсунянина – того самого, что сдал Владимиру родной Херсонес, стал получать десятую часть доходов с Руси на одну церковь в Киеве, а в 1018 году переметнулся к ляхам и «лестью» получил заведование всем «имением», взятым Болеславом в Киеве. Самую умную и образованную из пленниц, Предславу, король сделал наложницей, однако позже вынужден был на ней жениться. Если так, она стала пятой по счету женой немолодого, «толстого и развратного» короля (по определению Титмара Мерзебургского), очередная жертва страсти которого, немка Ода, померла как раз в 1018 году. Предслава, видимо, не пережила своего свирепого мужа. Но ее сестры Мстислава и Добронега-Мария, жившие в Польше на уединенном Ледницком острове во дворце, построенном в ромейском стиле, после смерти короля в 1025 году вернулись на Русь. Добронегу Ярослав Мудрый в 1038 или 1042 году выдал замуж за польского короля Казимира Восстановителя. Благодаря этому плененные в 1018 году русские смогли, наконец, вернуться домой. Чтобы закончить с дочерьми Владимира, скажу, что Премислава была в 1000–1015 годах женой венгерского принца Владислава (Ласло) Лысого. Так случилось, что с года прибытия ее в Венгрию ведет историю Венгерское королевство.

Ярослав, женатый во время польской войны на христианке Анне, родившей ему сына Илью и похороненной в Софии Киевской[218], после ее кончины женился на Ингигерде, дочери первого короля Швеции Олафа Шётконунга (995–1022), христианина, большими усилиями распространившего свою веру чуть ли не на половину страны. Князь отбил ее у своего старого приятеля, короля Норвегии Олафа Святого (1015–1028), в пользу которого в 1017 году уже высказался тинг (общее собрание шведских мужей) в Уппсале. Олаф Харальдссон, до обретения святости, по свидетельству самой ранней из норвежских хроник, «Истории Норвегии», «будучи лишен собственных владений, был вынужден заниматься пиратством». Он промышлял морским разбоем, сражался на стороне датчан и англосаксов (от которых принял христианство) и облагал данью острова на Балтике, когда судьба занесла его в Хольмгард (Новгород), где он получил приют и поддержку Ярослава. Отсюда девятнадцатилетний Олаф отправился добывать себе норвежский стол – и ему помогла удача русского князя. Примирение охваченной смутами Норвегии со сравнительно сильной в то время Швецией и совместная христианизация этих стран двумя Олафами, тестем и зятем, были хорошими замыслами. Со шведского короля тинг взял клятву заключить этот брак. Ингитерда, согласно легкомысленной «Саге об Эймунде», имела с пылким норвежцем «тайную любовную связь». Она не хотела и слышать о других женихах. Осенью 1018 года ее суженый прибыл на границу со Швецией за невестой и узнал, что она еще летом отдана сватам князя Ярослава!

Как Ярослав добился этого, источники не сообщают. Когда его сваты ломали династические планы скандинавов, он, разбитый войсками короля Болеслава, прибежал из Киева в Новгород и порывался, по «Повести временных лет», «бежать за море». Но посадник Константин, сын Добрынин, с новгородцами, как мы помним, изрубили ладьи Ярослава. Именно сын Добрыни Любечанина – былинного Добрыни Никитича, дяди Владимира, который обеспечил ему победу над Ярополком Киевским, – теперь собрал с владений Новгорода огромные средства. «И привели варягов, и дали им деньги, и собрал Ярослав воинов многих».

Посольству Константина Добрынина в Швеции повезло, что мужи вернулись домой не просто живыми, но и с добычей. Незадолго до них русский князь, в котором историки видят брата Ярослава, Всеволода Волынского, посватался к знаменитой красавице Сигрид, вдове короля Швеции Эрика Победоносного, и был сожжен