где осталась конвойная группа, несколько выстрелов, и при свете утренней зари за зеленью деревьев обнаружилось столько подвижных пурпурных пятен, что Торо и товарищи, как смелы они ни были, решили, что сопротивление было бы бесполезной нелепостью. К тому же на их попечении осталась юная герцогиня Фаньяно. Они решили рассеяться по лесу. Пьетро Торо сопровождал Альму, которая даже на мула не успела сесть. Почти все утро они пробродили по невидимым тропинкам и наконец добрались до каких-то необитаемых развалин. Туда раньше их успели скрыться двое из конвойных. Они сообщили Торо, что в старом здании есть две-три сохранившиеся комнаты. Позднее, днем, сюда собрались и все остальные конвойные; частью их разыскали в лесу и привели товарищи, некоторые сами отыскали приют благодаря своему горному чутью.

Здание было окружено хорошо сохранившейся каменной стеной. Из-за нее, в случае нападения англичан, калабрийцы рассчитывали по возможности защищаться. Вода была в колодце; но сначала еды не предвиделось. Однако благодаря изворотливости и прозорливости Торо, Магаро и Вольпино были ограблены безнаказанно возы со съестными припасами, ехавшие на соседний базар. Англичане просмотрели эту проделку.

Впрочем, англичане едва ли знали об этом притоне калабрийцев, будучи уверены, что не сегодня-завтра партизаны либо постепенно перемрут с голода, либо сдадутся. Вообще Бентинк не любил без явной пользы растрачивать своих солдат. Он приказал английским командирам только в самых крайних случаях прибегать к оружию. К тому же он полагал, что не следует заводить много шума из-за преследования калабрийцев, потому что легальных доказательств их участия в кознях королевы все равно нельзя представить; следовательно, нельзя добиться изгнания ее из Сицилии.

Английские дипломаты в то время относительно Сицилии держались таких принципов: не давать другим европейским державам ни малейшего повода предполагать, что вмешательство Великобритании в дела Бурбонской династии было неприятно для самих Бурбонов. Факт же призыва супругой бурбонского короля Фердинанда IV калабрийских подданных для того, чтобы они помогли Сицилии и ее королю освободиться от англичан, явился бы явным доказательством противного.

Королеву английская партия надеялась, как мы уже видели, убрать из Сицилии при помощи более надежного средства. Если Европа и узнает, что английские солдаты иногда подстреливают какого-нибудь туземца, то это может быть объяснено необходимостью: дескать, подозрительный бродяга, сопротивлявшийся законным властям. Но, как значится и в инструкциях английского министерства того времени, должно избегать подобных случаев, дабы не раздражать местного населения и не возбуждать завистливого негодования против Великобритании европейских держав.

Более недели провели в найденной ими развалине бывшие конвойные. Альму охраняли и успокаивали, насколько было возможно. Особенно тепло относился к ней старый Пьетро Торо. Она очень ценила его доброту; но он понимал, что эту девушку необходимо как можно скорее возвратить к королеве, тем более что в случае весьма вероятного столкновения с «вареными раками» она будет для калабрийцев помехой и обузой. Торо через одного из товарищей подал весть о местопребывании Альмы полковнику Рикардо, жившему в Кастельветрано. Рикардо, давно беспокоившийся в неизвестности, захватив с собою нескольких смельчаков, явился к убежищу калабрийцев. Однако англичане выследили его и узнали, где скрываются беглецы, и поспели к развалинам одновременно с Рикардо.

Произошел упорный бой. Некоторые калабрийцы были убиты. Но Торо и полковник уцелели, и последнему удалось наконец привести свою двоюродную сестру к королеве.

XXVI

Фердинанд IV приглашает супругу к себе на праздник. —

Сомнения королевы

Королева приняла Альму очень радостно, даже слишком радостно, суетливо, восторженно, словно желала скрыть или заглушить мучившую ее ревнивую подозрительность. Несомненно, ей было приятно, что Альма вернулась цела и невредима. В противном случае ей, королеве, пришлось бы объяснять другим многое для себя невыгодное; она являлась бы виновницей гибели молодой девушки, принадлежащей к одной из лучших аристократических фамилий, девушки, которая безропотно последовала за ней в Сицилию, разделяла опасность, которой она доверяла и которая преданно оправдывала доверие своей монархини.

Мучило, однако, Каролину то, что Альма в данном случае была обязана своим спасением Рикардо, что они, долго оставаясь вдвоем при весьма исключительных обстоятельствах, могли переговорить о многом, чего ранее не позволяли себе касаться. Кто знает, может быть, они узнали, что любят друг друга. Правда, она ни в чем не могла упрекнуть Альму. Альма по-прежнему выполняла безупречно свои обязанности. Но в ней проявлялась какая-то подозрительная холодность. Правда, королева чувствовала в глубине души некоторую благодарность к юной герцогине, по крайней мере за прошлое. Все-таки ревность заглушала благодарность. Она готова была бы пожалеть Альму относительно любви к Рикардо (в которой сама была уверена), если бы только могла также увериться, что красавец калабриец не отвечает на эту любовь.

Но в том-то и заключался ужас для Каролины, что в равнодушии ее любовника к его кузине она никак не могла себя уверить. Она, чтобы иметь Рикардо ближе к себе, назначила его своим шталмейстером, а он словно нарочно появлялся в ее (королевы) присутствии только тогда, когда того требовал придворный этикет, всегда почти одновременно с прочими придворными. Она не могла и за это упрекать его в глаза, хотя ей было тяжело себя сдерживать. Тем более, что и он, как Альма, глубоко почтительно, но холодно относился к ней с некоторых пор. Она жаждала так или иначе убедиться, разлюбил он ее или нет. Забота об этом часто заглушала в Каролине ее политические заботы. Притом охлаждение Рикардо и Альмы усиливало гнетущее ее чувство нравственного одиночества, особенно обострявшееся неудачей, которые ее преследовали.

Никакое предприятие ей не удавалось. Калабрийцы, как войско, были раздавлены; те из них, которые попали в плен, откровенно сознавались, что их приглашали и перевозили в Сицилию агенты, уполномоченные ее величеством.

Заговор братства св. Павла был обнаружен, а следовательно, и восстание в Палермо народа против повышения налога на хлеб было подавлено английскими войсками без труда. По требованию Бентинка в Сицилии было вновь высажено два великобританских полка.

Каролине оставалось только ожидать ответа на предложение, сделанное ей императору Наполеону. А Наполеон, очевидно, не торопился вступить в переговоры с бывшей неаполитанской королевой, будучи занят приготовлениями к походу в Россию.

Чтоб освободиться, по крайней мере, от нравственного мрака, чтоб облегчить муки ревности, она наконец решилась вызвать Рикардо на объяснение. Она послала за ним, приняла его в своем уютном кабинете и посадила рядом с собой.

— Здесь нас никто не может слышать, — заговорила Каролина. — Открой мне свою душу. Скажи, почему ты избегаешь оставаться со мной наедине? Я каждый вечер жду тебя. Я вижу, что ты хитришь со мной, делаешь вид, что