верю тому, что там кончится то, что начало море. Вот тебе вся истина. Мы видели, Тимофей, плывущее судно, которое скрывает величайших преступников в мире и награбленную ими добычу от полиции всех стран. Я раньше только предполагал это, а путешествие мое подтвердило это предположение. Я иду на Азорские острова, чтобы встретиться лицом к лицу с некоторыми из этих людей.

— И Анной Фордибрас!

— Надеюсь от всего сердца, что я никогда больше не увижусь с нею.

— Ни на что подобное ты не надеешься… В душе твоей кроется мысль, что ты увидишь ее и спасешь. Я уважаю тебя за это. Я не хочу отговаривать тебя от твоего намерения даже за целое состояние. Поезжай, куда хочешь, Ин Фабос, у тебя есть человек, который готов ехать с тобой на край света и обратно, и ради одной только дружбы к тебе!

— Не надо поэтому пересаживать тебя на другое судно, Тимофей?

— Пусть оно сгинет, это судно, на тех зеленеющих рифах!

— Но ты рискуешь своей жизнью, мой друг!

Он встал и стряхнул за борт пепел своей сигары.

— Жизнь, — сказал он, — это тот красный огонек, что горит в домах для нашего удовольствия, а затем — пепел в воду. Ин, мой мальчик, я еду с тобой на Санта-Марию!

Мы продолжали курить молча. Затем он спросил меня, каким образом пришла мне мысль об Азорских островах и почему надеялся я встретить там Анну Фордибрас.

— Не говорила ли она тебе об этом в Дьепе? — спросил он, испытующе глядя на меня.

— Ни слова, — сказал я.

— Быть может, у ее отца, генерала Фордибраса, нечаянно вырвалось такое словечко?

— Ничего подобного.

— Каким же образом тогда ты мог узнать…

— Тимофей, — сказал я, — когда мы обедали с Анной Фордибрас в Дьепе, компаньонка ее, пожилая, но прелестная мисс Астон, держала письмо в руках.

— Да, держала.

— Я видел его штемпель, Тимофей.

Он театрально поднял глаза к небу.

— Спаси, Боже, всех злых людей от Ина Фабоса.

Я сказал ему одну только правду, а что касается письма в руках пожилой леди, то тайна его и «Бриллиантового корабля» хранилась в открытом море.

Х

ПЛОТ МЕРТВЕЦОВ.

ПУТЕШЕСТВИЕ НА АЗОРСКИЕ ОСТРОВА

Все люди, бывшие на борту «Белых крыльев», желали, не теряя ни единого дня, идти к порту Санта-Мария. Когда всегда осторожный капитан наш вздумал настаивать на том, что нам необходимо прежде всего зайти в Порто-Гранде и запастись углем, мы взглянули на него, сколько мне помнится, как на оскорбителя, посягающего на наши планы. Лихорадка поиска заразила даже кочегаров. В солнечные дни все только и делали, что смотрели на север, точно за этой морской поверхностью они могли увидеть и услышать что-то чудесное.

На меня нападали иногда страшное уныние и сомнения, которых не мог отогнать даже оптимизм окружающих. Подумать только, как злостно скованы были звенья цепи, которую мне приходилось разобрать по частям! Труп, найденный на уединенном берегу, женщина с краденым жемчугом на балу в Лондоне, уверенность в том, что бриллианты, похищенные из копей Южной Африки, скрываются в открытом море, обнаружение большого судна, плавающего, словно призрак брошенного корабля, по обширному пространству южной части Атлантического океана! Предположение же мое, что ко всему этому должен присоединиться и остров Санта-Мария, могло быть только предположением. Я направился туда как человек, которому адрес может помочь в его розысках. Можно найти дом пустым или занятым, враждебным или дружеским, но я считаю благоразумным отправиться туда и самому разузнать обо всем, ибо никто, кроме меня, не может взять на себя такую ответственность.

Мы остановились в Порто-Гранде, чтобы запастись углем, а затем, стараясь по возможности щадить свои машины, направились к северу, и на третий день были уже в пятидесяти милях от острова Санта-Мария. Был ноябрь месяц, одиннадцать часов утра, суббота, девятнадцатое число. Несмотря на осеннее время, солнце сияло ярко и жара стояла почти как в тропиках. Капитан Лорри готовился в своей каюте к полуденным наблюдениям; квартирмейстер Авель стоял у штурвала, Валаам, боцман, сидел на бульварке и вязал шаф; мой друг Мак-Шанус находился внизу и наслаждался, по его выражению, «холодной водицей». Сам я читал прелестную книгу Метерлинка «Жизнь пчел», когда второй офицер дал мне знак сверху, что желает говорить со мной. Я понял, что он не хочет вызывать из каюты капитана, а потому немедленно поспешил к нему. Он был взволнован, указывая мне какой-то черный предмет, плывущий по ветру на расстоянии одной трети мили от нашей яхты. Передав мне подзорную трубу, он спросил, что нам делать.

— Это плот, Андру, — сказал я, — а на нем люди.

— То же самое подумал и я, сэр! Это плот и на нем люди… но боюсь, люди не живые. Я минут десять наблюдал за ними и уверен в том, что говорю. Бедняги никогда больше не будут матросами.

Я еще раз направил туда подзорную трубу и с любопытством рассматривал плот. Это не был спасательный плот, какие теперь часто встречаются на паровых судах, — он был сделан очень грубо и кое-как сколочен из неровных досок. Я посчитал людей и, по-моему, их было семеро; все они были привязаны к плоту веревками и морские волны то и дело заливали их.

Посмотрев на них еще в течение нескольких минут, я увидел, что вся одежда их превратилась в лохмотья. Двое из них были совсем почти под водой, и всех их, надо полагать, залило водой, если только они и без того не умерли несколько недель тому назад.

— Страшная это штука, Андру, — сказал я, возвращая ему подзорную трубу. — Следовало бы приблизиться и посмотреть, что мы можем сделать.

— Я и так уже изменил курс на целых два градуса, сэр, — сказал он.

— Не послать ли нам шлюпку?

— Ах, сэр,