на улице Вилла-до-Порто, а рядом со мной — мой японец. Было около девяти часов вечера. Жизнь маленького городка была в полном разгаре. Если бы меня попросили описать, что я увидел, я сказал бы, что все окружающее меня напоминало итальянские озера. Зато кустарники, деревья и цветы перед домами говорили о тропиках: воздух был насыщен благоуханием южных садов, атмосфера — сырая и пронизывающая, но теплая. Не имея абсолютно никакого понятия об этом месте, я обратился за указаниями к чиновнику таможни. Где здесь лучший отель и как к нему пройти? Ответ его удивил меня сверх всякого ожидания.

— Лучший отель, сеньор, — сказал он, — это вилла Сент-Джордж. Не ошибаюсь ли, предполагая, что вы англичанин, которого ждет к себе генерал Фордибрас?

Я постарался скрыть свое удивление и сказал, что я в восторге, получив известие о возвращении генерала Фордибраса из Европы. Если это известие встревожило меня, то лишь потому, что я не мог приписать его самому себе. Неужели они следили за мной со дня моего отъезда из Дьепа? Они, следовательно, ждали моего посещения Санта-Марии! А это было равносильно тому, если бы я сказал, что Анна Фордибрас была их орудием, хотя в то же время я не мог определить, добровольным орудием или бессознательным. Ночь покажет это мне — ночь с неизвестными мне приключениями, навстречу которым я должен идти, несмотря ни на какие последствия.

— В таком случае я отправлюсь на виллу, — сказал я чиновнику таможни. — Если можно достать экипаж, то прикажите подать его немедленно.

Он ответил, что вилла Сент-Джордж находится в пяти милях от города на склоне не очень большой горы, которая составляет гордость острова Санта-Мария. По этой дороге ездят верхом, и генерал прислал лошадей. Он думал, что я приведу с собой слуг, которые нисколько не помешают в его доме. Несмотря на кажущуюся искренность приглашения, видна была тревога, за которой скрывалась известная доля предостережения. Меня ждали на вилле, а сам хозяин спешил куда-то. Ничего не могло быть более зловещего.

— У генерала много посетителей из Европы? — спросил я чиновника.

— Иногда бывает много, — ответил он, — но он не всегда бывает здесь, сеньор! Мы целыми месяцами не видим его… чем дольше, тем хуже для нас.

— Ага! Он покровительствует вашему городу, как я вижу?

— Великодушный, щедрый джентльмен, ваше превосходительство… а дочь его точно маленькая королева среди нас.

— Она теперь на вилле Сент-Джордж?

— Она приехала из Европы три дня назад, ваше превосходительство.

Мне нечего было больше спрашивать, и я, не теряя больше ни минуты, передал свои вещи слуге-негру, который подошел ко мне от имени генерала, и вскочил на лошадь, поданную мне красивым французским грумом. Окиада, мой слуга, сопровождал меня, и мы выехали из города. Всех нас было двенадцать человек и все мы отправились в горы. Человек менее подозрительный и менее придающий значения каждому обстоятельству нашел бы все это восхитительным. Дикая, извилистая горная тропинка, чистое небо вверху, блестящие скалы, превращавшиеся мало-помалу в пики и купола, сверкавшие золотом при свете луны, факелы в руках негров, португальцев, мулатов, все время распевавших свои национальные песни, — настоящая романтическая картина, не будь она так реальна на самом деле. Но я больше всего наблюдал за сопровождавшими нас людьми, которые были вооружены чудовищными ножами и револьверами, спрятанными в кобурах. Для каких опасностей предназначались они на этом острове, где жизнь была так тиха? Неужели эти люди — убийцы, а я явился на этот остров лишь для того, чтобы сделаться предметом самого гнусного и в то же время неосторожного преступления? Я не хотел верить этому. Огни стоявшей на якоре моей яхты светили мне и говорили о спасении. Люди эти не осмелятся убить меня, говорил я себе. Я мог бы громко посмеяться над их стараниями показать мне свою мнимую силу.

Я уже говорил, что мы поднимались по опасной тропинке на склоне горы. Тропинка эта прервалась вдруг, и мы ступили на современный железный мостик, перекинутый через довольно глубокую пропасть, отвесные стены которой я ясно видел при свете факелов. Переехав мостик, мы очутились на плато длиной в одну треть мили, и на заднем плане его я увидел огромный пик, выраставший из этой же самой горы. Какой вид имела эта местность со стороны моря, я не мог рассмотреть в темноте, а огни в доме, блестевшие среди деревьев парка, я заметил, только когда мы въехали в ворота. По крику, поднятому провожатыми, по ускоренному ходу лошадей и по следующему за этим шуму и гаму я понял, что мы достигли места назначения и подъехали к дому мистера Фордибраса.

Спустя пять минут раздался лай собак, из открытых дверей блеснул свет — и чья-то фигура выступила из тени, чтобы приветствовать меня на вилле Сент-Джордж. Я соскочил с лошади и очутился лицом к лицу не с Губертом Фордибрасом, а с его дочерью Анной.

На ней, как и подобает молодой девушке, было белое платье, сшитое, очевидно, в Париже. Я заметил, что на ней не было никаких драгоценностей и что она держала себя так просто и естественно, как только можно было этого желать. Она сказала мне с некоторым смущением, что отца ее вызвали по делу на соседний остров Св. Михаила, и он вернется только через три дня.

— Не правда ли, как ужасно, — сказала она, — что вам придется проводить время со мной?

Я ответил, что могу вернуться обратно на яхту, если только мое посещение затрудняет ее, что я приехал посетить ее отца и могу свободно располагать своим временем. На все это она ответила своими обычными выразительными жестами, которые так привлекали меня к ней: она еле заметно пожала плечами и мило надула губки.

— Что ж, если вы так желаете вернуться обратно, доктор Фабос…

— Не говорите так… Я думаю только о вашем спокойствии.

— Вы желаете, следовательно, остаться?

— Говоря откровенно, желаю.

— Тогда войдите… пожалейте нашего бедного повара, который еще час назад ждал вашего приезда.

— Правда? Так вы не…

— Что? Заставить голодать человека, который нарочно приехал из Европы, чтобы посетить нас!..