— В Альт-Вельдере обитает ненависть, — твердо сказала Мэллит. — Она не должна касаться младенца, чьего отца погубила.

— Баронесса, боюсь, я вас не понял.

— Сестра первородного, что обменяла сердце на смерть, увидела любовь двоих и прокляла ее. Нареченный Куртом погиб, любви больше нет…

— Нет генерала Вейзеля, любовь осталась и пребудет с госпожой Юлианой ещё долго, но вы ошибаетесь не только в этом. Злобные глупости, которые вы имели несчастье слышать, предназначались родной крови, в первую очередь графу Гирке и мне, однако мы оба целы. Более того, Гирке выжил на Мельниковом лугу, а ведь большинство раненых добила буря, хотя их никто не проклинал.

— Воин не видит связи между словом и свинцом, но она есть. Я слышала слово, и слово это было смертью.

— Сожалею, что под крышей моих родных вам пришлось пережить несколько неприятных минут, но эта ненависть больше ничего не может. Все несчастья, которые она принесла, а они, не хочу лгать, были, остались в прошлом. В настоящем нам грозят дриксы, их поведение в самом деле внушает опасения… Госпожа баронесса! — Первородный стремительно поднялся. — Прошу простить мое появление, это вызвано необходимостью.

— Хорошо, что это вы. — Нареченная Юлианой встала у стены. — Где «гуси»?

— Генерал Рейфер уходит, за ним следят, но он сейчас не слишком опасен. Гораздо хуже, что в Марагоне остается несколько тысяч вражеской пехоты, вот от нее можно ожидать неприятностей. Сударыня, так вышло, что во Франциск-Вельде старшим воинским начальником сейчас являюсь я. Рапорт маршалу Савиньяку отправлен, но ждать ответа раньше чем через неделю не приходится, а действовать нужно немедленно. Я уже объяснил Мелхен, что вам придется вернуться в Альт-Вельдер. Вас проводит капитан Давенпорт, заодно он доставит мое письмо графу Гирке, мне требуется его помощь.

— Быстро вы решаете… Только лучше б ваши люди вчера были на батарее.

— Нет, сударыня, они не смогли бы задержать ту пулю. Зато они помогли вам задержать дриксов. Конвой будет готов через два часа.

— Мы как раз успеем собраться. Курт хотел, чтобы мы уехали, и мы уедем, но его я тут не оставлю.

— Всё для перевозки уже готово. Если на то будет ваше желание, в Альт-Вельдере тело набальзамируют, с тем чтобы перевезти потом в Бергмарк. Надеюсь, вас это мое предложение не оскорбляет.

— Курт должен вернуться домой… — Нареченная Юлианой взглянула на Мэллит, и девушка поняла, что может, должна подойти! — Он говорил, что молодой Придд пойдет далеко, вот вы и идете… Когда вы последний раз ели?

— Я завтракал, сударыня.

— Надо думать, вчера. Мелхен, его нужно накормить… Я тоже поем, Рокэ не должен голодать…

В прихожей раздались тяжелые шаги, это пришел именуемый дважды. Он желал выразить соболезнование овдовевшей, и остановить его не смогли бы все сыны Кабиоховы.

2

Курьер от Уилера прискакал глубокой ночью, и оставшиеся до рассвета часы Лионель проспал сном то ли праведника, то ли решившего каверзную задачу унара. Он угадал, как угадал у Гемутлих: выход у ловушки в самом деле имелся, но туда еще предстояло протиснуться, по возможности не ободрав бока. Первой сложностью был Ноймаринен, с него Савиньяк и начал.

Срывать утренние доклады было бы чересчур, Лионель появился в приемной регента, когда тот уже остался один, и дежурный адъютант без лишних вопросов распахнул перед Проэмперадором Севера дверь.

Стоявший возле окна герцог миролюбиво кивнул:

— Молодец, что явился. Не хватало нам еще друг на друга дуться. Твоя мать мне на быкодера[9]уже намекала, только у меня на гербе волк, да и у тебя не баран. С Оксхоллом ваша правда, ублюдок ездил с поручением к Кольцу и, среди всего прочего, допрашивал просочившихся сквозь заставы беженцев.

— Иначе быть просто не могло. — Ли сел, не дожидаясь приглашения, и, как в прежние времена, налил себе вина. Рудольф почти усмехнулся. Вчерашняя ссора была отодвинута, вопрос — надолго ли?

— Альберта я отзываю, — герцог начал свою обычную прогулку по ковру, — кордоны будем укреплять, но это не выход… Зря улыбаешься, я тебе не Хайнрих, Леворукого не боюсь.

— Тут смеяться впору — я сюда шел со словом «выход» на языке. Ночью я получил первый доклад, пока первый, но с учетом происшествия с Оксхоллом теорему можно считать уже доказанной. — Лионель положил на стол письмо Уилера, толковое, краткое и изобилующее чудовищными ошибками. Если б мэтр Шабли не был в могиле, он был бы в ужасе. — Идею мне подал бунт в Нохе. Те солдаты и офицеры, что не примкнули к первому, малому, мятежу, устояли и во время большого. Мы не можем себе позволить удара в спину, значит, армию нужно очистить заранее. Я вижу только один способ — опираясь на тех, кто уже проверен, заблаговременно выявить и перебить оксхоллов, сколько бы их ни оказалось. Собственно говоря, я уже начал.

Сопровождавшие мою мать «фульгаты» во главе с капитаном Уилером были вне подозрений, они видели «бесноватых» своими глазами, как столичных, так и Шабли с дворецким Фарнэби. С этого Кнуда я и начал. Уилер отвез мерзавца в Фарну, в местную тюрьму, через день там начались беспорядки, к которым примкнуло с полдюжины стражников. «Фульгатам» они при всей своей одержимости вреда причинить не смогли, тем более Уилер знал, чего ждать. Бунтовщиков, кроме дюжины самых рьяных, перебили; полученных «живцов» временно заперли в гарнизонной казарме, а утром запустили слух о задержке жалованья из-за необходимости кормить беженцев. Дальше читайте, но Фарну теперь можно считать чистой, по крайней мере от мародеров с оружием.

— То-то в Олларии обыватели гоняли солдат…

— Я все же думаю, что для этого нужна зелень наподобие нохской. — Улыбку Лионель сдержал, но забыл о руках, и бокал с кэналлийским умудрился оказаться в левой. — Пока зараза разносится людьми, станут появляться заводилы и подстрекатели, их придется убивать на месте, но стай без вожаков не будет. Главное — вычистить армию, и трудней всего придется с гарнизонами. В Айхенвальде и Фажетти я не сомневаюсь, «живцов» из Фарны им отправили, остальное они сделают сами. За север я более или менее спокоен, но Придда лежит между Эйнрехтом и Олларией. Монсеньор, я считаю необходимым в кратчайшие сроки заключить с Бруно перемирие.

— Давай рапорт Уилера. — Ноймаринен протянул руку. — И помолчи.

Молчать было просто. Герцог сперва стоял с письмом у окна, потом хмуро бродил по комнате. Ли глядел в стену, примеряя на себя новую шкуру, не Рудольфа — союзником ли, противником старик не был загадкой. Савиньяка все сильней занимала Оллария, вернее, те вожаки, которых она неизбежно должна была породить, как Эйнрехт породил фок Марге.

— Скверно, — Рудольф бросил письмо на стол, — но действенно. Ничего более дельного я пока не придумал и вряд ли придумаю. Значит, станем делать по-твоему, начиная с армии. Мне в Тарме оставаться теперь незачем, переберусь в Акону и займусь.