Больничную палату освещало бессильное солнце ранней зимы. Его бросило в дрожь.

– Что с тобой? Дурной сон приснился? – раздался голос рядом с ним.

Рюмон повернулся и увидел отца. Сабуро, который сидел на стуле рядом, с беспокойством заглядывал ему в лицо.

Рюмон вытер рукавом пижамы выступивший на лбу пот.

– Ага. Каждый день один и тот же. Ты когда приехал?

– Минут пятнадцать назад. Ты так хорошо спал, я решил тебя не будить.

Рюмон сполз с кровати на пол и дошел до уборной. Некоторое время дрожь не отпускала его.

Справляя нужду, он приподнял край пижамы и посмотрел на живот. Швы уже сняли, и обе раны начали заживать, но смотрелся его живот ужасающе – прямо как у Франкенштейна.

Рюмон вернулся в палату, а Сабуро достал из сумки бумажный сверток, заклеенный лентой.

– Я вообще-то думал дождаться, пока тебя выпишут, но потом решил, что особенно тянуть тоже смысла нет. Вот и принес. – Он протянул сверток Рюмону.

На свертке изящным почерком были выведены иероглифы: «Господину Рюмону Дзиро, передать лично в руки».

– Это еще что такое?

– Тебе, на память от Кайба Кивако. Мне передал этот сверток семейный адвокат, которому вверены ключи от ее сейфа. Сказал – сыну отдайте.

Рюмон взглянул на сверток с интересом.

Кайба Кивако умерла, так и не придя в сознание после инфаркта. Она так и не дождалась, пока Рюмона, прооперировав, наконец отправят в Японию.

Он сорвал клейкую ленту и развернул сверток.

Внутри оказался блокнот в потертой кожаной обложке, пачка писем и запечатанный конверт.

Из записной книжки на постель выпал какой-то блестящий предмет. Рюмон взглянул на него. Предметом оказался кулон.

Рюмон взял его в руки.

Кулон этот, вне всяких сомнений, был совершенно такой же, как и те два, которые ему приходилось видеть раньше. Рюмону вспомнились слова Гильермо, что подобных кулонов всего было три.

Три буквы «К». Три кулона.

Рюмон взял в руки блокнот в кожаной обложке. Он был довольно тяжелый. Тревожное чувство почему-то сдавило грудь.

Сабуро встал.

– Знаешь, я, вообще-то, еще не обедал. Схожу-ка, что ли, вниз, в столовую.

Не дожидаясь ответа, он вышел из палаты. Что-то подсказало ему, что сейчас сыну нужно остаться одному.

После некоторого колебания Рюмон положил блокнот, пачку писем и кулон на стоявший рядом с кроватью столик и взял в руки письмо. Как он и думал, на конверте были выведены те же слова: «Господину Рюмону Дзиро, передать лично в руки».

Внутри оказалась целая стопка сложенных вчетверо листков почтовой бумаги.

На секунду он почувствовал искушение оставить письмо непрочитанным. Ведь сейчас, когда Кивако уже не было в живых, никакими словами его боль не облегчить.

Некоторое время он колебался, но отложить листки в сторону все же не смог.

Он развернул письмо и начал читать.

«Дзиро-сан!

Раз ты читаешь это письмо, меня, скорее всего, уже нет в живых. Или, лучше сказать, я надеюсь, что меня уже нет в живых.

Ты наверняка отыскал Гильермо. Я знаю, что он еще жив. Знаю это не рассудком, а сердцем.

И, если я права, такому превосходному журналисту, как ты, непременно удастся отыскать его – это дело времени.

Я поняла, что это неизбежно, еще в тот день, когда ты убедил Кайба Рэндзо в необходимости отправиться в Испанию на поиски Гильермо. Мне сообщили об этом сразу после того, как Рэндзо дал тебе разрешение.

Скрывать имя моего осведомителя теперь уже нет смысла. Это – твой начальник, глава отдела срочных новостей Араки. Еще тогда, когда он состоял в отделе социальных новостей, он работал на меня и передавал мне во всех подробностях все закулисные интриги агентства Това Цусин.

И особенно все то, что касалось моего зятя, Рэндзо.

Рэндзо плетет бесконечные интриги, пытаясь подорвать мое влияние в обеих компаниях – «Дзэндо» и Това Цусин.

Хотя тебе это вряд ли интересно.

Получив донесение от Араки, я немедленно дала ему указание отправить тебя в «Дзэндо» на встречу с заведующим иностранным отделом Хамано. В «Дзэндо» этой весной открыли отделение в Мадриде, возглавляет которое уже известный тебе Синтаку Харуки. Я попросила Араки, чтобы он во что бы то ни стало заставил Хамано свести вас с Синтаку».

Рюмон оторвался от чтения.

Тот самый Араки Дзин, глава отдела срочных новостей, работал на Кивако своего рода шпионом? Ему бы и в голову не пришло, что Араки – этот суровый пуританин – способен на такое.

«Разумеется, добряк Хамано не догадывался, что все произошло по моей указке. Кстати, мое появление во время твоей встречи с Хамано тоже было вовсе не случайно. Я рассудила, что Хамано, узнав, что ты – мой знакомый, станет подгонять Синтаку еще усерднее.

По правде сказать, это я по просьбе одного знакомого приняла Синтаку на работу в «Дзэндо», и человек он столь же честолюбивый, сколь и работящий.

Втайне от Хамано я позвонила в Мадрид, обещала Синтаку пост заведующего иностранным отделом и потребовала взамен сотрудничество. Он должен был водить тебя по ресторанам, показывать достопримечательности и всячески мешать твоей работе, не оставляя тебя ни на минуту во все время твоего пребывания в Испании, и при этом подробно докладывать мне обо всем, что тебе удалось выяснить.

Я понимала, что, сколько бы он ни досаждал тебе, ты все равно посчитаешь, что он лишь выполняет указания своего начальника, Хамано, и тебе и в голову не придет, что на самом деле за Синтаку стою я. Потому я и решилась на это».

Перед глазами всплыло лицо Синтаку Харуки – очки в металлической оправе и короткие усики.

В Испании Синтаку лип к Рюмону как пиявка, приставая с бесконечными расспросами о ходе его работы. Хотя Рюмона это раздражало он тем не менее приписывал поведение Синтаку ненасытному любопытству, свойственному этому человеку, и в конце концов даже несколько привязался к нему.

При мысли о том, что все это время Синтаку руководило одно лишь честолюбие, на Рюмона словно повеяло холодом.

«Синтаку с похвальным старанием докладывал мне обо всех твоих действиях и о продвижении твоей работы. Слушая его отчеты, я понимала, что ты неотступно идешь по следам Гильермо, и чувствовала, что скоро все выходы будут мне отрезаны.

Только что Синтаку позвонил мне в последний раз. Сейчас у нас – шестое ноября, одиннадцать вечера. По словам Синтаку, ты вскоре отправишься на площадь Эспанья, встречаться с Кирико.

Когда я узнала, что Кирико еще жив и что ты сумел отыскать его, у меня потемнело в глазах. Кирико хорошо знает и меня, и то, чем я занималась в Испании. Я поняла, что все кончено.