Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но неужели Кайба действительно собирался развестись со своей женой Мисаки и жениться на Тикако, как предполагала проницательная Кивако? Не исключено. Во всяком случае, он наверняка не раз намекал ей на это, чтобы заручиться поддержкой девушки.
Сжав зубы, Рюмон вернулся к письму.
«Теперь пора написать несколько слов о себе. Ведь рассказ о том, как я прожила свои молодые годы, станет ключом и к твоему прошлому и настоящему.
Как ты и сам знаешь, фирма «Дзэндо» и агентство Това Цусин были основаны в середине Мэйдзи моим дедом, человеком по имени Кайба Сюнсай.
Это был прирожденный бизнесмен, но, к сожалению, у него не было сына, который смог бы наследовать родовое имя и основанные Кайба компании, ему пришлось найти преемника на стороне и женить его на своей дочери Сино. Я слышала, что брак их состоялся в тридцать третьем году эры Мэйдзи.[112]
Зять Кайба Сюнсай, Номияма Сохэй, был в то время известным журналистом, печатался в «Ёродзу Тёхо»[113]и других газетах. Он сдался на уговоры деда и присоединился к управлению «Дзэндо».
Через два года после свадьбы у Сохэй с Сино родился сын и наследник рода Кайба, Мицуру. Сохэй оказался прекрасным предпринимателем, однако этим его способности, как оказалось, не ограничивались: он весьма отличился по женской части и прослыл невероятным бабником.
Дело дошло до того, что однажды он сошелся с молоденькой девушкой по имени Катано Таки, служившей в ресторане японской кухни высокого класса в районе Симбаси, и она родила от него ребенка. Было это в седьмом году эры Тайсё.[114]
Таки назвала родившуюся девочку Кивако и воспитала ее вне брака, как ребенка содержанки. Я и есть эта девочка.
В пятом году эры Сёва[115]про наше с матерью существование узнали в доме Кайба. Сюнсай и Сино были вне себя от ярости. Сохэй бегал между домом Кайба и матерью, но так и не смог ничего уладить.
Мать моя, устав от бесконечных распрей, покончила с собой, тем самым поставив в этой истории точку.
Что она хотела доказать своей смертью – я не знаю. Быть может, она напилась допьяна, почувствовав всю глубину безысходности своего положения, и во внезапном порыве отчаяния приняла яд. Я хорошо помню, что смерть ее не столько огорчила меня, сколько озадачила.
Я осталась совсем одна, и по настоянию дома Кайба меня отправили в Мексику.
В Мексике жили родители моей матери и ее младший брат Садао, и зарабатывали они на жизнь работой на нефтяном месторождении. Они эмигрировали в девятом году эры Тайсё[116]из префектуры Вакаяма. Мать тогда отказалась ехать вместе с ними и выбрала вместо этого жизнь сО мной в Японии.
Я не стану распространяться здесь о том, какие тяготы мне пришлось испытать в детстве, когда я жила вместе с матерью. Не думаю, что ты можешь даже представить себе, как относились в те времена к внебрачному ребенку.
Моя мать, на которую работа в увеселительных заведениях наложила свою печать, пила беспробудно до своего смертного часа. Я тоже с малых лет приучилась к спиртному. Как ты увидишь, эта привычка еще скажется на моей судьбе.
В Мексике я жила в нищете и лишениях, но психологически мне, пожалуй, было там гораздо легче. Я стала называть себя Мария и начала жизнь заново».
Задыхаясь от волнения, Рюмон оторвался от письма и стал вспоминать. Номияма, которого Гильермо упомянул на складе букинистического магазина Грина, был Номияма Сохэй. Рюмон однажды встретил это имя в очерке, напечатанном в одном экономическом вестнике.
И это, и все остальные данные из только что прочитанного отрывка полностью совпадали с тем, что рассказал ему Гильермо.
Рюмон слез с кровати и подошел к окну.
Дней десять назад его перевезли из Лондона в эту больницу на западе Токио, чтобы дать ему время восстановить силы после операции. Медсестра утверждала, что в хорошую погоду из окна можно увидеть гору Фудзи, но пока ему еще ни разу не повезло.
Рюмон сел на стул и вернулся к письму Кивако.
«Теперь о Гильермо.
Среди людей, которые в девятом году эры Тайсё[117]одновременно с семьей Катано эмигрировали из префектуры Вакаяма в Мексику, был человек по имени Хосоя Кацудзи.
Хосоя был близким другом моего дяди Садао, и, хотя они были намного старше меня, оба они любили меня как родную сестру. Встреча с Хосоя изменила всю мою жизнь.
Ты и сам скоро поймешь это.
Хосоя Кацудзи и есть тот, кого ты ищешь, – тот японец, служивший в Иностранном легионе под именем Гильермо, или Сато Таро.
Хосоя был старше меня на тринадцать лет, но с первой же встречи я увидела в нем мужчину. Хотя я была еще девчонкой – мне было тогда лет двенадцать-тринадцать, – созрела я чрезвычайно рано; наверное, в этом виновата среда, в которой я росла. Я уже тогда инстинктивно понимала, как привлечь к себе внимание мужчины.
Вначале Хосоя обращался со мной как с ребенком, но я становилась все привлекательнее, и со временем он стал обращать на меня все больше внимания.
Не прошло и двух лет после нашей встречи, как мы полюбили друг друга всем сердцем и познали телесную близость.
Вскоре я забеременела и в пятнадцать лет стала матерью.
Это будет для тебя неожиданностью, но моя дочь – твоя мать, Кадзуми».
Рюмон покачал головой. Неожиданностью это для него не стало. Он уже мал это от Гильермо. Скорее удивление у неге вызывало то, насколько непохожи были Кивако) какой он ее помнил, и его мать, Кадзуми. Судя по свидетельствам Кирико и Гильермо, Кадзуми была удивительно похожа на Кивако в молодости. Однако ему никак не удавалось узнать свою мать о грузной и круглолицей женщине, какой Кивако стала в последние годы жизни.
Письмо еще не закончилось…
Кивако писала о том, что Хосоя Кацудзи получил приказ Коминтерна отправиться в Москву и что перед своим отъездом он заказал те три кулона как своего рода талисманы, чтобы они хранили троих членов семьи.
О том, что она, последовав примеру Хосоя и своего дяди, вступила в находившуюся тогда в подполье коммунистическую партию Мексики.
Как она решила поехать вслед за внедрившимся в армию Франко мужем и вступила в Интернациональную бригаду.
Что для этого ей пришлось отдать ставшую обузой дочку под опеку Нисимура Сидзуко, младшей сестры Хосоя, и ее мужа Ёскэ, которые и удочерили девочку.
Что таким образом настоящие дед и бабка Рюмона – вовсе не супруги Нисимура, а Хосоя Кацудзи и Кивако, и многое другое.