— Они аннулировали визы, — уверенно сказал старший из двоих привезших его сотрудников. — Сразу же, как началось.

— Вот облом людям…

Второй оглядывал проезжающие машины спокойно: происходящее его как будто не волновало.

— Столько проехать, столько бензина сжечь, уповать на то и се. Приговаривать всю дорогу: «Какой же я молодец, что у меня годовой Шенген». Доехать, какое испытать облегчение. А тут — раз! «Hyvää, kaunis ilma tänään! Oh, anteeksi, näkemiin!»[42].

На сказавшего, более молодого из ребят, Николай посмотрел больным, нехорошим взглядом.

— Ладно, — произнес на это старший. — Наших явно разворачивают еще на внутреннем посту, дальше идут только иностранцы. Ты с нами, типа, уже расплатился. Мы вернемся сюда и будем ждать четыре часа ровно, если нас не сдернут. Тогда уж извини. Но если повезет, то проскочишь. И пусть повезет.

Второй хмыкнул и неожиданно протянул Николаю руку, развернувшись на своем сиденье.

— Прости, если что. И что бы ты там ни должен был делать, хоть бы у тебя получилось. То, что ты не «из тех», это видно.

— В каком смысле «тех»? — равнодушно переспросил Николай, уже настраиваясь на то, что ему остались сотни метров, чтобы перестать понимать русский, кроме базовых «здравствуйте» и «на здоровье».

— А как Чапман. Мы же таких много повидали за все годы. Как бы и не побольше, чем нормальных. Деньги на дороге не валяются, разве нет?

— Нет, — так же машинально ответил Николай, даже не вслушавшись в смысл сказанных слов. — Ну что, едем?

— Ну, раз тебе так хочется…

Они вырулили из кармана безлюдной бензоколонки и встроились в рыхлую цепочку легковушек, микроавтобусов и даже грузовиков. На границе зоны «восьмерку» остановил автоматчик с жезлом, еще двое прикрывали его с дистанции в несколько метров.

— Ваши документы.

Паспорт экзотической страны не вызвал у проверяющего никаких вопросов, русские права водителя их машины тоже. Ситуация была уже привычная, и автоматчик четко и деловито разъяснил, докуда ехать и где разворачиваться. Все объяснение заняло секунд двадцать, сзади уже подъехала следующая машина.

— Ну, как и ожидалось… — спокойно прокомментировал старший, когда они отъехали. — И даже более организованно, чем можно было ожидать. Финны пока не стреляют, видимо. Как только первого умника на КСП[43]уложат, так у всех нервы натянутся, не сомневайся. Причем недолго ведь осталось. А потом уже будет видно. У финнов в Сухопутных Войсках 22 бригады, и танков штук двести с лишним. Они до Луги могут дойти за неделю, если захотят. Вот и посмотрим, насколько им хватило наследственной памяти…

Они помолчали, пока машина докатывалась, в хвосте таких же, до внешней «российской» кромки Международного автомобильного пункта пропуска «Торфяновка». Здесь была уже суета — пограничники и таможенники были заняты делом. Машины подъезжали, высаживали людей, разворачивались или ехали дальше. Кто-то с надрывом кричал, и Николая даже немного удивило, что человек в форме сотрудника Федеральной таможенной службы не орал в ответ, не хватался за «закрепленное табельное вооружение» (о наличии которого Николай раньше и не знал) и даже просто не ушел в сторону. А делал свое дело. Это было неожиданно и даже тронуло.

Женщина лет тридцати, в пятнистом камуфляже с нашивками ФТС, быстро и поверхностно досмотрела их машину, проверив документы на этот раз у всех троих и объяснив каждому, что делать. По-английски она говорила бегло и довольно чисто, что почему-то не вязалось с ее полноватым лицом.

Николай вышел, вынул из салона сумку и взглядом попрощался с обоими ребятами. Те уже разворачивались, потому что просвет сзади в любую минуту мог закрыться какой-нибудь крупной машиной, тогда пришлось бы ждать.

— В эту сторону, пожалуйста. Присоединяйтесь к этой группе, кто-нибудь заберет вас через мгновение.

— Спасибо, мисс.

Сердце колотилось в груди, как теннисный мяч. Впрочем, напряжение, написанное на лице Николая — уже Эдварда Ярнлюнда, — никого здесь не удивляло. Пограничникам и таможенникам было о чем подумать, и чужие переживания их не волновали совершенно. Страну ждала большая война, до конца которой доживут далеко не каждый мужчина и не каждая женщина в том возрасте, когда носят форму. Да и исход ее слишком многим казался практически очевидным. Даже уже сейчас. А если «Suomen maavoimat» проведут мобилизацию жестко и быстро, их одна бронетанковая и два десятка егерских и пехотных бригад смогут сделать очень не маленький вклад в военную обстановку на северо-западе. Что тоже было довольно-таки очевидно.

Группа людей, к которой Николай присоединился по указанию уже ушедшей к следующей легковушке таможенницы, была небольшой — четыре человека. Двое финнов, быстро и возбужденно переговаривающихся между собой. Мужчина лет шестидесяти, на лице которого застыло выражение «Где я, и почему я здесь?» И азиатка неопределенного возраста: то ли двадцать с небольшим лет, то ли все сорок. От нее Николай встал подальше, но ей было все равно — она смотрела прямо перед собой и время от времени обращалась на незнакомом ему языке к кому-то невидимому. Оценив это зрелище, Николай подумал, что любые пограничные состояния у людей полезли сейчас наружу, и дальше будет только хуже.

Ждать действительно пришлось не более минуты — подошедший таможенник еще раз быстро проглядел все паспорта, повел за собой к стоящему метрах в пятнадцати столу и предложил выложить на него личные вещи и товары, подлежащие декларации. Выглядело это дико, но скорее это была просто заученная фраза: на осмотр сумок и рюкзаков он потратил какие-то секунды.

— Сколько у вас есть с собой денег наличными, в любой валюте?

Один из финнов предъявил довольно толстую на вид пачку 100-евровых купюр, но все закончилось тем, что ему дали заполнить какой-то бланк, что заняло еще одну минуту. Несколько тысяч рублей, несколько сотен евро и сингапурские доллары, лежащие в бумажнике Эдварда Ярнлюнда и предъявленные в ответ на требование, заинтересовали его еще меньше. Поэтому, жестом дав указание забрать вещи, таможенник довел всех до одной из будок поста пограничного контроля. Тот был ориентирован на машины, но небольшие группы людей подходили и подводились к нему с нескольких сторон — или иностранцы, оказавшиеся в России, или люди с двойным гражданством и несколькими паспортами. На своих автомобилях было меньше половины, но один был аж на мотоцикле — дорогом, с хромированными вычурными накладками и двумя объемистыми кожаными багажниками по бокам.

Все делалось быстро и четко, и очередной русский штамп в сингапурском паспорте не сопровождался никакими комментариями. Их принял белый «Фиат», и когда он тронулся, несколько мест в салоне еще оставались незанятыми.