Мы уже отмечали, что для позднейших поколений казалась необычной ситуация, когда противники после кровопролитного боя вступали в переговоры и позволяли гарнизону уйти к своим в другую крепость. Сегодня такие отношения кажутся непривычными и создают ореол рыцарства, контрастирующий с бескомпромиссными конфликтами XX века. За годы Северной войны враждующие стороны действительно заключили множество договоров, но при ближайшем рассмотрении становится понятно, что реальность часто отличалась от идеализированного благородства «войн в кружевах». «Кто сильнее, тот лучшее право имеет», – откровенно сказано в рукописи из библиотеки Петра [1597].

Трактаты эпохи не содержат советов, как нарушать договоры, но упоминают «пограничные» случаи. Опираясь на опыт войн последней четверти XVII века, мемуарист Фекьер писал, что если договор сформулирован не однозначно, то победитель обычно толкует пункты в самом выгодном для себя смысле, и делает это таким образом, чтобы другая сторона не могла упрекнуть его в нарушении своего слова. «Если комендант, например, должен требовать вывода своего гарнизона в какой-либо иной город, без уточнения, что марш должен быть сделан по кратчайшему пути или через определенные города, или с определенным количеством лиг в день; то победитель может, не нарушая договоренности, провести гарнизон любым путем по своему усмотрению, и вывести в итоге к месту, указанному в капитуляции» [1598]. Позднее Курганов повторял ту же мысль: «Губернатору тогда должно иметь крайнюю предосторожность, дабы нисколько не обмануться при сочинении капитуляции, иначе может себя подвернуть воле осаждающих» [1599].

Наглядным примером необходимости четко формулировать условия выхода является случай со сдачей английского гарнизона города Альсира в Испании в 1707 г.: кратчайший путь до ближайшей крепости союзников занимал 15 дней, но испанцы водили англичан кругами 3 месяца[1600].

У русского командования в ходе войны появлялись различные резоны для несоблюдения договоренностей; иногда о причинах такого поведения можно лишь догадываться, иногда они разъяснялись в официальных документах, где ссылались на аналогичные нарушения с шведской стороны. Выяснение, «кто первый начал» и кто больше был неправ, сегодня представляется неблагодарным занятием; у каждой из сторон были свои причины поступать так, а не иначе, и там, где это возможно, мы постараемся воспроизвести точки зрения обеих сторон.

Первый повод упрекнуть шведов в нарушении аккорда появился после Нарвской конфузии – где стороны впервые с начала войны договаривались о прекращении огня. Русская версия событий была изложена в «Объявлении с российской стороны о баталии со шведами при Нарве»[1601] и в журнале барона Гизена, выдержки из которого приведем ниже. Напомним, во время Нарвского сражения осаждающая русская армия была атакована в своих укрепленных линиях, ее центр был прорван, а фланги оказались изолированы друг от друга и блокированы в своих укреплениях; после упорного сопротивления остатков русской армии стороны вступили в переговоры.

«…Шведы видя себя в окопе войски нашими весьма окруженных, и не ведая, сколько еще в шанцах позади их войск обреталось, паче чаяния с дважды или трижды трубачей своих присылали, и перемирия желали, которое последи генералы царского величества и приняли, и разменясь с обоих стран, понеже великая опасность для ради ночи была, генералы между собою съехався разговаривали, и по данному паролю королевскому конечно соизволено и постановлено, что бы российским войскам осаду оставить, и со всею артиллериею, воинскими припасы, обозы, оружием и обиходы в совершенном строю отойти, еже и сам король шведский по данном пароле изволил: и так закреплено было…» Этот эпизод описывает действия на русском правом фланге, где в переговоры со шведами вступили генералы князь Ю. Ф. Долгоруков, А. М. Головин, князь И. Ю. Трубецкой, князь Александр Арчилович Имеретинский и И. И. Бутурлин (после того, как шведам сдался командующий герцог де Кроа).

Окруженная шведами на левом фланге дивизия Адама Вейде на момент переговоров связи с правым флангом не имела: «Однакож в ночи о сем договоре ради пространности обоза везде не возможно было ведать, и все везде примирять, понеже свейское войско в середине было, и сообщение с своими упомянутого генерала [Вейде] пресечено было, так что сие безчастие неведению больше заключенного договора приписати надлежит». Тем не менее, оба фланга готовились к выходу согласно полученным обещаниям: «Такожде что в другой день на учиненный мир и данное королевское изустное свейское слово, или пароль, при котором некоторые генералы и высоконачальные люди и к руке его королевского величества свейского допущены были совершенно положились, и понеже при том учиненной договор еще укреплен и совершенно заключен бысть, генералы Вейд и Бутурлин велели сие войскам объявлять, и стали готовить, дабы войскам, якоже вышепомянуто отходить, повелеть, как уже Преображенский и Семеновский и иные полки чрез мост в добром строю, и с оружием совсем перешли».

Дальше произошло то, что русская сторона считала безусловным нарушением шведского королевского слова: «И тогда шведы по разлучении войска, и видя, что они русские еще так сильны и многочисленны по остаткам уже справиться могут, свой договор против всенародного и воинского права нарушили, и по том желали, чтоб полки свое ружье положили, и хотя они тому противилися и долго противность являли, что сие против данного королевского слова и всякого честного обещания есть, однакож уже в рассуждении учиненного разлучения, и дабы более кровопролития не учинилося, видя, что уже шведы сильны стали, получившее больше силы и полков, на то позволить, и оружие положить принуждны были. И по том шведы уже везде ворвались, и многих немецких начальных людей, аптекарей и лекарей браня саксонскими собаками свирепо побили, и обоз совершенно разграбили, которой им сим образом с нарушением слова их со всеми пушками и воинскими припасы в добычу достался, и хотя возспужанных о том генералов и высоких начальных людей обнадеживали, что по совершенному отходу всех войск також и они отпущены будут, то однакож последи противное тому видали, и они принуждены были по том в полон в Нарву итти»[1602].

Первая редакция Гистории Свейской войны подтверждает, что с посланным на переговоры генерал-майором Бутурлиным «генералы швецкие по повелению королевскому в присудствии самово короля учинили договор на словах, что нашему оставшему войску свободно наутрее отступать со всем ружьем и з знаменами, только без артилерии». Затем обещание было повторено лично королем всем русским генералам. На следующий день, 20 ноября, гвардия ушла беспрепятственно, но у дивизии Вейде «неприятель не только у них ружье и знамена стал отнимать, но и платье и протчее с них грабить стал»[1603]. В окончательные версии Гистории не вошел эпизод, упомянутый в одном раннем варианте текста: «Шведы оставшихся на той стороне Наровы солдат и обоз их начали нагло грабить, и ружье их и платье отимать, и людей без милости, яко скотов, стали убивать и в реке Нарове топить»[1604]. Уставшие, злые и нередко пьяные финские и шведские солдаты нападали на русские отряды, шедшие последними, и грабили их. «Дошло до того, что небольшие группы русских просто захватывали и убивали, забирая все мало-мальски ценное»[1605].