Охранник у входа – тот самый Микит, с которым слишком легко справился Север, – взялся проводить к Назарию, которого назвал «председателем Совета».

– Вишь ты, и Совета пока еще не собрали, а председатель уже имеется, – заметил Белорус.

Ковшня был, конечно, занят – раздавал распоряжения, но поговорить с Тураном согласился.

– Назарий, ты хочешь, чтобы мы уехали из Херсон-Града? – сразу перешел тот к делу.

Старик, прищурившись, осторожно ответил:

– Если у тебя дела, задерживать не стану.

– Тогда гони монеты – мне и Турану, – торопливо влез в разговор Белорус, который боялся, что его спутник, озабоченный собственными планами, так не напомнит о деньгах. – Как рассчитаемся, так мы и того… в путь!

– Я от своих обещаний не отказываюсь, – уклончиво завел Ковшня, – но сейчас город из руин поднимаем, с деньгами туговато. Может, как-то сговоримся, чтоб не сразу вам деньги, а? Или товаром возьмете? Управительский дом богатый, берите, что приглянется.

– Нам понадобится машина, – сказал Туран. – Надежный сендер. Быстрый, маневренный, с дополнительными баками.

– Э, погоди… – попытался возразить Тим. – Деньги тоже…

Но Назарий уже решительно протянул руку.

– Договорились! Выбирайте любую в гараже. Ремонт, отладка какая или что еще нужно – все вам сделают, я распоряжусь.

Не обращая внимания на протесты Белоруса, Туран ответил на рукопожатие.

– Тогда идем в гараж, самолично Бурчуну велю заняться, – решил Ковшня. – Не будем откладывать, у меня еще дел невпроворот.

Мастерские находились в большом старом доме, вросшем в землю, с двумя ветряками на крыше. Туран выбрал небольшой сендер с открытой кабиной. Осмотрел и потребовал, чтобы его оборудовали двумя топливными баками в кормовой части, и чтобы баки были прикрыты броней. Еще нужен был пулемет. Назарий глядел на механиков свысока, покрикивал и кивал при каждом слове Турана.

Бурчун, пожилой румяный мужчина в драном комбинезоне, сперва принялся, загибая пальцы, перечислять трудности и жаловаться, как ему будет тяжело сделать работу.

– Тебе не хочется заказ выполнять? – Назарий сдвинул седые брови. – Это же герои, спасители Херсон-Града! Для них тебе жалко поработать?!

– Да я чё… – механик быстро пошел на попятную. – Я чё говорю-та… Работы мне бы не жалко, а запчасти, а броня, а струмент потребный…

– Город заплатит за все! – твердо сказал Назарий. – Для спасителей Херсон-Граду нам ничего не жалко!

– Ну вот я и говорю ж, для спасителей-та лучшее, дорогое-та…

– И не тяни, им в путь нужно побыстрей, – твердо заключил Ковшня.

После ухода Назария подгонять Бурчуна взялся Белорус. Повсюду совал свой нос, ощупывал, проверял каждую железку.

Когда бензобак с броневыми листами были выбраны и доставлены к машине, а Бурчун, измученный придирками и советами Тима, перестал огрызаться и только вяло поддакивал, рыжий решил, что теперь механик и сам справится, после чего они с Тураном покинули мастерские. По дороге Белорус нахваливал себя:

– Уж я-то знаю, как этих лодырей в работу запрячь! Им, ежели поначалу хорошего пинка не дать, то всю дорогу лениться будут. А когда такого вот Бурчуна, будем говорить, направишь на верный путь, то он дальше и сам…

Между крышами мелькнул блестящий округлый бок – «Крафт», обшитый защитной пленкой, покачивался над домом Риты. Ветер разогнал тучи, и термоплан засиял на солнце, как только что отчеканенная киевская гривна.

– А, «Крафт»! – Белорус проследил взгляд спутника. – Зайдем, проведаем бородатого? Вот у него баба справная: все по хозяйству, по хозяйству… Скучная только.

На стук открыла Рита.

– Туран, Тим! – всполошилась она. – Туран, я слышала, тебя ранили в бою, ты в башне… Говорили, совсем плох! А ты хорошо выглядишь.

– Да я уже ничего. А Ставро здесь?

– На крыше, с «Крафтом» своим ненаглядным. Идите к нему, он будет рад.

Бородач переставлял ящики у лестницы – готовился грузить припасы в термоплан. Увидев гостей, он просиял.

– Тур, ты уже на своих двоих! А я начал бояться, что не успеем попрощаться… Начинается сезон ветров, мне нужно лететь. Завтра с рассветом поднимаю «Крафт».

Он оглядел Турана с ног до головы и добавил:

– А ну-ка погоди, я сейчас.

Бородач по лестнице залез на «Крафт» и вскоре вернулся со свертком.

– Держи. Не знаю, когда и как удастся свидеться, так что вот тебе подарок.

Ставридес протянул сверток, Туран взял его – тяжелый. Развернул несколько слоев промасленной ткани и увидел незнакомое оружие. Короткая, похожая на пистолетную рукоять, толстый ствол с рубчатой накладкой снизу. Вещь выглядела злой, но красивой. К ней прилагался ремень с петлями, у которых золотисто поблескивали капсюлями пузатые патроны.

– Что это?

– Помповое ружье – помповик, то есть. В ближнем бою отличная вещь. Смотри. – Ставридес взялся за накладку и резко дернул. Лязгнул затвор. – Вот так, понял? Семь патронов…

– Спасибо, – сказал Туран, разглядывая помповик. – Только мне тебе подарить нечего…

– У меня и так все есть, – Ставро полез в карман, вытащил трубку. – А этот ствол у меня давно, и я все равно никогда уже не решусь его использовать.

– Почему?

– Долгая история… – бородач, раскурив трубку, выпустил клуб желтоватого дыма. – Когда-то, когда я только начинал на Арене, там гремел один боец… Йорген Волк. Тебе это имя ничего не говорит, теперь его забыли, как скоро забудут и Руку-Молот. Ну а тогда… Он считался непобедимым, и после того, как проиграл мне, будто свихнулся. Жил только местью. Это его помповик.

– Он в тебя из него стрелял?

– Дважды. Понимаешь, Тур, после поражения Йорген забыл обо всем, думал лишь о мести. Он считал, что, как бы сказать… ну, что из-за меня его жизнь сломана… И эти мысли выели его изнутри, он опустился, стал слабым. А ведь был первым бойцом! Короче говоря: возьми этот обрез и поступи с тем, кому хочешь отомстить, так же, как он поступал с другими. А после – забудь о нем. Забудь и никогда не возвращайся к нему даже мыслями. Оставь его в прошлом, понимаешь? Как сейчас оставляешь в прошлом меня.

Солнце, перевалив зенит, сползало по небу, как яичный желток по голубому стеклу. Пыхая дымком, Макота в сопровождении Кабана и дикаря по имени Акча подошел к воротам, ведущим в Пустошь. Здесь стучали молотки, потренькивали пилы, ругались каменщики, и сквозь эти звуки прорывались взволнованные выкрики Дерюги.

– Работает молодой! – осклабился Макота, вставив в зубы мундштук трубки. – А, Кабан? Не то что ты, угрюмый.

Тот молчал – после смерти Бирюзы он совсем ушел в себя и будто отгородился от всего мира, слова теперь не вытянешь. Надо себе другого охранника взять, а то Кабан до того только рожей своей распрекрасной нервировал, а теперь еще и молчанием этим раздражает. Все равно как Стопор раньше – но тот отмалчивался, потому что заикания стеснялся, а теперь наоборот болтает, как бабы у колодца. Так вместо него Кабан молчуном заделался!