Я до сих пор на него оглядываюсь. Например, вспоминаю, как он издевался над Джерри Ли Льюисом. В самом начале моя любовь к Киллеру[245] и его игре принижала меня в душе Стю. “Хренов педрила, колотить только и умеет” – такая типичная реакция, как вспоминается. Потом, лет через десять, Стю подходит ко мне однажды и говорит: “Должен признать, есть у Джерри Ли Льюиса и положительные моменты”. Ни с того ни с сего. Причем в промежутке между дублями. Еще бы я на такое не оглядывался.

Он никогда не заговаривал про жизнь и смерть, только когда кто-то загибался. “Доигрался, лопух несчастный”. Когда мы приехали в Шотландию в первый раз, Стю тормознул на обочине и спросил кого-то: Can you nae tell me the way to the Odeon? (“Не подскажете дорогу до “Одеона”?”)[246] – такой очень гордый шотландец, даром что из Кента. Стю был сам себе закон со своим вечным кардиганом поверх тенниски. Когда мы разрослись до мегастадионов и спутникового телевидения, до многотысячных толп на концертах, он выходил на сцену в своих “Хаш Паппис”, со своей чашкой кофе и со своим бутербродом с сыром, которые, пока играл, оставлял прямо на инструменте.

Я сильно разозлился на то, что он меня бросил, – это у меня обычная реакция, когда помирает друг или любимый человек, хотя не должен был. Он много чего оставил после себя. Чак Ливелл, парень из Джорджии, из Драй-Брэнч, который играл в Allman Brothers, получил назначение прямо от Стю. Он в первый раз работал с нами на гастролях в 1982-м и пришелся ко двору, и мы его привлекали потом на всех следующих. К моменту смерти Стю Чак работал со Stones уже несколько лет. Если, не дай бог, помру, говорил Стю, Ливелл – тот, кто вам нужен. Не исключено, он уже знал, что болен, когда это говорил. Еще он сказал: “Не забудьте, что Джонни Джонсон до сих здравствует и прекрасно играет себе в Сент-Луисе”. И все это в один и тот же год. Может быть, врач ему уже сказал: тебе осталось вот столько.

* * *

Dirty Work вышел в начале 1986-го, и мне прямо не терпелось отправиться с ним в тур. Остальным, само собой, хотелось того же самого. Но Мик отписал нам письмо и сообщил, что гастролировать не собирается. Ему хотелось заниматься своими сольными делами. Скоро после того, как мы получили письмо, я прочитал в одном английском таблоиде, что Мик сказал, что Rolling Stones – камень у него на шее. Правда, так и сказал. На, утрись. Я не сомневался, конечно, что какая-то его часть так и думала, но говорить такое вслух – это другое дело. Тогда-то и была объявлена Третья мировая.

Поскольку гастрольные перспективы отсутствовали, я стал вертеть в голове замечание Стю про Джонни Джонсона. Джонсон с самого начала служил пианистом в бэнде у Чака Берри и, кроме того, если б у Чака хватило совести признать, был соавтором множества его хитов. Но на тот момент в Сент-Луисе Джонсон играл как раз нечасто. С тех пор как Чак сказал ему: “Скатертью дорожка” десять с лишним лет назад, он работал водителем автобуса, возил стариков, и о нем почти никто не вспоминал. Но Джонни Джонсон мог похвастаться не только тем, что работал в паре с Берри. Он вообще был одним из лучших мастеров блюзового фоно.

Когда мы писали Dirty Work в Париже, Стив Джордан, ударник, заглянул как-то к нам в студию и в результате сыграл на альбоме, подменив Чарли, у которого была своя черная полоса тогда – излишнее увлечение разными stupefiants, как французы их называют. Стиву тогда было что-то около тридцати – он был очень одаренный музыкант-универсал и вокалист. Он приехал в Париж писаться, как-то отпросившись со своей постоянной работы в домашнем бэнде шоу Дэвида Леттермана. До этого он играл в домашем бэнде “Субботним вечером в прямом эфире” и успел поездить с Белуши и Эйкройдом в составе их Blues Brothers. Чарли приметил его барабанщицкие достоинства еще в 1978-м, когда он играл на “Субботним вечером в прямом эфире”, и сделал себе засечку на память.

Позвонила Арета Франклин, которая тогда работала над фильмом под названием “Джек-попрыгун”[247] с Вупи Голдберг, и позвала меня продюсировать заглавный трек. Я помню, что Чарли Уоттс сказал мне: если вдруг захочешь делать что-то на стороне, Стив Джордан – тот, кто тебе нужен. И я подумал: ага, если я подписываюсь делать Jumpin' Jack Flash с Аретой, надо собирать бэнд. Начинать с нуля. Стива я и так уже знал, и, в общем, так мы и сошлись – на саундтреке для Ареты. Сессия, кстати, получилась классная. И у меня в сознании отложилось, что если я собираюсь заняться чем-то своим, то обязательно беру Стива.

Я представлял Чака Берри среди первых музыкантов, принятых в Зал славы рок-н-ролла, в 1986-м, и так получилось, что состав, который подыгрывал Чаку, и все остальные участники джема в тот вечер были из бэнда Дэвида Леттермана, в том числе Стив Джордан на барабанах. И сразу после этого Тейлор Хэкфорд попросил меня быть музыкальным директором на полнометражном фильме, который он делал к шестидесятилетию Чака Берри, и у меня в голове тут же всплыли слова Стю: Джонни Джонсон до сих пор здравствует. Первая проблема, как я понял в следующую секунду, – это то, что Чак Берри так долго играл со случайными составами, он уже не помнит, что такое играть с мастерами. И особенно с Джонни Джонсоном, с которым он не играл с тех пор, как они расстались в начале 1970-х. Когда Чак обернулся и сказал в этой своей неподражаемой манере: Джонни, пиздуй отсюда, – он сам отрезал себе правую руку и еще половину левой.

Чак думал, что хиты у него не кончатся. Может, он тоже страдал от ССВ, хотя и играл на гитаре? Он же вообще-то не записал ни одной хитовой вещи после того, как разогнал свой бэнд, кроме его самого главного боевика My Ding-a-Ling. Так держать, Чак! С Джонни Джонсоном у него был идеальный союз. Да они вообще были созданы друг для друга, это же ясно как божий день. Нетушки, говорит Чак, я один тут главный. Захочу, найду себе другого пианиста, и уж по-любому дешевле обойдется. Дешевизна – это практически единственное, о чем он думал.

Когда мы с Тейлором Хакфордом поехали к Чаку домой в Уэнтцвилл, это совсем рядом с Сент-Луисом, я обождал и поднял вопрос только на второй день. Все обсуждали освещение, и я вдруг говорю Чаку: не знаю, может быть, вопрос неуместный, я ваших отношений не знаю, но ты не в курсе, Джонни Джонсон все бегает? Чак отвечает: кажется, живет где-то в окрестностях. Короче, вопрос такой – вы вместе сыграть сможете? Ну да, он отвечает, как нефиг делать. Момент был напряженный. За секунду я свел Джонни Джонсона обратно с Чаком Берри. Перспективы открывались необозримые. Чак сразу подключился и правильно сделал, потому что благодаря этому получил классный фильм и классный бэнд.

И тут судьба сыграла надо мной одну из своих легендарных шуток. Я хотел, чтоб за ударными сидел Чарли. Стив Джордан тоже претендовал, но я думал, что он не будет владеть материалом как надо, и был не прав, но я ведь его еще не знал как следует. В общем, я сказал Стиву: спасибо, приятель, но Чарли сам справится. А потом в какой-то следующий визит Чак захотел мне что-то показать, прямо неотложно. Он поставил видео джема в конце церемонии введения в Зал славы – и там Стив колошматит вовсю, хотя камеру навели так, что его голова оказалась отрезанной. Но все равно шпарит как надо, и Чак говорит: вот этот мне нравится. Что за чувак? Я хочу, чтоб он был в фильме. Поэтому пришлось мне вызвонить Стива и сказать, что тут, в общем, вакансия образовалась. Стив, естественно, обрадовался. Но и без прикола не обошлось. Пусть он сам все расскажет.