у нее будет свое святилище и священник; что ее забальзамируют (я даже подумать не мог о том, чтобы предать ее огню) и похоронят не в мавзолее Августа, а в тумулусе рода Юлиев, где сотню лет назад была погребена дочь Цезаря, где покоился его прах и где лежало забальзамированное тело моего прадеда Друза Германика. И по возвращении в Рим я лично прослежу за всеми оказываемыми ей почестями.

* * *

Первые неистовые приступы скорби постепенно ослабли – так после дождя меловые метки на тротуаре блекнут, но еще различимы. Теперь мое горе стало чем-то вроде одежды, с которой я не расставался; оно навсегда оставило отметину в моей душе – так раскаленным железом клеймят беглых рабов. Лето пошло на убыль, я снял траурную тогу и приготовился вернуться в Рим.

Мой город растерял свои краски, стал более шумным и злым, или, возможно, меня оставил источник жизненных сил, и поэтому я видел только неприглядные стороны. Поднявшись на Палатин, я оставил позади толпы людей и уличную жару и во дворце почувствовал себя более или менее как дома. Новые здания практически достроили, и это радовало. Я спустился по мраморным ступеням в утопленный сад и ступил на блестящий нехоженый мраморный пол, который был выполнен по нашим с Поппеей эскизам. Я заглянул в одно из соседних помещений и увидел художника за работой. Кисть выводила тонкие красные линии, которые превращались в стебли и цветы и вместе составляли обрамление белого фона для росписи. Художник работал методично и уверенно, он был всецело сосредоточен на своей задаче.

Потом он займется росписью по белому и перенесется в другой мир, где забудет о своих тяжелых сандалиях в пятнах краски. Искусство – единственное противоядие от горестей жизни, единственное утешение и спасение и для него, и для меня.

Ко мне со спины тихо подошла Поппея.

– Ты был прав, когда выбрал красный и белый, – сказала она.

И только звук ее голоса заставил художника оторваться от работы. Он оглянулся, а когда понял, кто мы, сразу отложил кисть.

– Не останавливайся, продолжай. Я случайно тебя увидел и засмотрелся, – сказал я и быстро вернулся в сад.

– А как галерея? – спросила Поппея. – Работы уже закончены?

– Не знаю, давай посмотрим.

И мы зашли в крытую галерею. Окна здесь оказались маленькими и узкими, но благодаря белой штукатурке было достаточно светло.

– И снова ты был прав, когда предложил белый, – сказала Поппея. – Росписи еще не закончены, а чтобы нанести их на потолок, потребуются помосты.

– Фрески на потолке отделают золотом, стеклом и лазуритом, – сказал я. – Может, я и не ошибся, выбирая цвета, но ты была права, когда задумала весь этот проект. Как мы его назовем?

– Проходной дом, – не задумываясь ответила Поппея. – Во многих смыслах он и для нас станет переходом.

Взявшись за руки, мы проследовали через всю галерею и вышли на территорию садов Мецената. В глаза ударил яркий солнечный свет. Обширные сады располагались на уходящих вверх по холму террасах. На одной росли фруктовые деревья, на другой между увитыми плющом беседками и каменными скамьями извивались мощеные дорожки, а на третьей, открытой небу, были разбиты клумбы правильной геометрической формы с низкорастущими цветами – ирисами, розами и пионами. Над цветами и между клумбами порхали бабочки, а в верхней части террасы высился искусно украшенный мозаикой мраморный фонтан. Он извергал воду в четыре стороны – вода заполняла круглую чашу и уже из чаши попадала в водопады, которые орошали расположенные ниже террасы. Высокие зонтичные сосны отбрасывали на фонтан пятнистые тени.

– Теперь у нас действительно есть место для уединения, – сказала Поппея. – Чтобы сюда прийти, нам больше не надо будет продираться сквозь толпы на Форуме.

Я промолчал, потому что не хотел делиться с Поппеей мрачными мыслями. Будущее больше не манило меня, оно было сумрачным, и я не знал, что меня ждет. Проходной дом… куда он нас приведет?

LXXII

Акте

Я очень опечалилась, услышав новости о смерти его маленькой дочери, но еще больше – увидев, как он раздавлен свалившимся горем. Я никогда не желала ему страданий. Всегда знала, что именно страдания принесет ему Поппея, но никогда этого не желала.

Позже, когда объявили о церемонии похорон, мне захотелось на ней присутствовать, и я вернулась в Рим. Я стояла в собравшейся возле тумулуса рода Юлиев толпе, и Нерон не мог меня заметить – я же хорошо его разглядела. Он был изможден, но речь произнес с достоинством, а потом его окружили слуги, и я снова его потеряла.

LXXIII

Нерон

Империя переживала спокойный период, и мое отсутствие никак не отразилось на положении дел в Риме. Я заменил Паулина на более договороспособного губернатора, Британия восстанавливалась и приходила в себя после недавней жесточайшей войны. В Армению снова отправили послов, но в этот раз – чтобы организовать официальное путешествие Тиридата в Рим. Вологез сдержал слово и выполнял все условия нашего соглашения. Генерал Корбулон вернулся в Сирию, там никаких столкновений не последовало.

Наконец из нильской разведывательной экспедиции вернулись преторианцы и предоставили мне всю собранную о регионе информацию. Итак, судя по их рапортам, Нил к югу от Мероэ разделяется на два рукава. Они последовали по внутреннему, потому что он был шире, но в результате вышли к топям и бескрайнему болоту. Им еще повезло, что нашли обратную дорогу. Черное дерево они не обнаружили, хотя я, помимо всего прочего, очень на это рассчитывал. Там произрастали деревья, похожие на черные, но с кривыми и тонкими стволами, так что использовать их можно было разве только для небольших резных статуэток или украшений. Мне передали образец, и я вынужден был согласиться. Золота тоже не обнаружили; в Нубии оно, конечно, есть, но вот южнее – ничего.

Как император, я был обязан присутствовать и председательствовать на бесчисленных и бесконечных, как мне тогда казалось, официальных мероприятиях. В июле проводились десятидневные игры в честь военных побед Цезаря. Далее шли фестивали императора Августа: весь месяц был посвящен его победе над Антонием и Клеопатрой – устраивали скачки на лошадях, а тягловый скот и вьючные животные, включая ослов, мулов, верблюдов и быков, распрягали и освобождали от работ. Консуалии в том же августе посвящались богу – смотрителю запасов зерна и подземных хранилищ силоса, во время этих празднований в Большом цирке устраивались скачки лошадей, мулов и ослов. Вулканалии проводили в честь бога разрушительного огня. И так продолжалось круглый год,