Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сол пожал плечами:
– Он прожил насыщенную жизнь.
– Я так хотела попасть на его похороны, – продолжала Натали. – Целый день пыталась вылететь из Афин, но все рейсы были отложены.
– Считай, что ты присутствовала на них… Я все время думал о тебе. – Он махнул рукой телохранителям, чтобы они оставались на месте, и первым ступил на акведук.
На покрытых извилистыми линиями дюнах их тени от горизонтально падавшего света казались просто гигантскими. Добравшись до середины пролета, они остановились, и Натали обхватила плечи руками, когда подул резкий ветер. На небе появились три звездочки и узкий серп молодого месяца.
– Ты все-таки улетаешь завтра? – тихо спросил он. – Возвращаешься обратно?
– Да. – Натали кивнула. – Рейс одиннадцать тридцать из Бен-Гуриона.
– Я провожу тебя, – сказал Сол. – Оставлю машину у Шейлы и попрошу, чтобы она или кто-нибудь из ее ребят подвез меня обратно.
– Очень хорошо, – улыбнулась Натали.
Сол открыл термос и протянул ей пластиковую чашку, наполненную горячим ароматным кофе.
– Ты не боишься? – спросил он.
– Возвращения в Америку или того, что могут еще встретиться такие?
– Самого возвращения, – пояснил Сол.
– Боюсь, – честно призналась она.
По прибрежной дороге двигалось несколько машин, свет от их фар терялся в зареве заходящего солнца. К северу поблескивали руины города крестоносцев. Гора Кармил вдали была окутана дымкой такого насыщенного фиолетового цвета, что Натали сочла бы его ненастоящим, если бы увидела на фотографии.
– То есть я не знаю, – продолжила девушка. – Но все равно попробую. Ведь Америка моя родина… Ты понимаешь, что я хочу сказать?
– Да.
– А ты сам не думал о том, чтобы вернуться? Сол опустился на большой камень, в расщелинах которого виднелась изморозь – ее так и не растопило дневное солнце.
– Постоянно думаю об этом, – кивнул он. – Но здесь столько дел.
– Я до сих пор удивляюсь, как быстро Моссад… поверил всему, – сказала Натали.
Сол улыбнулся:
– У нашего народа длинная и сложная история, связанная с опасностями и предрассудками. Полагаю, мы прекрасно поспособствовали этому. – Он допил кофе и налил себе еще. – К тому же у них была масса разведывательных данных, с которыми они просто не знали, что делать. Теперь у них есть система… странная, конечно, но это все же лучше, чем ничего.
Натали указала рукой на темневшее на севере море:
– Как ты думаешь, они выяснят… когда-нибудь?
– Таинственные связи оберста? – спросил Сол. – Может быть. Я подозреваю, что им уже известны эти люди.
Глаза Натали подернулись печалью.
– Я все думаю об этом человеке… в доме Мелани. Его ведь там не было…
– О Говарде? Рыжеволосый, отец Джастина.
– Да. – Натали вздрогнула, когда солнце коснулось линии горизонта. Ветер усилился.
– Зубатка же передал вам по радиосвязи, что он уложил Говарда отдохнуть. Если именно он преследовал тебя. Когда Мелани послала кого-то – скорее всего, великана – прикончить Зубатку, он, вероятно, забрал и Говарда. Возможно, тот все еще был без сознания, когда в доме начался пожар.
– Может быть. – Натали обхватила ладонями чашку, пытаясь таким образом согреть руки. – Или Мелани где-то похоронила его, решив, что он умер. Это объясняет несовпадение количества тел, названного в газетах. – Она подняла голову и взглянула на небо, где загорались, мерцая, все новые и новые звезды. – Ты знаешь, что сегодня годовщина? Год со дня…
– Со дня смерти твоего отца, – продолжил Сол, помогая Натали подняться. В сумерках они двинулись обратно. – Ты, кажется, говорила, что получила письмо от Джексона?
Лицо девушки просияло.
– И длинное к тому же. Он вернулся в Джермантаун, стал новым директором Общинного дома, но от старой развалины избавился. Братство Кирпичного завода подыскало себе другой клуб, Джексон остался его членом и теперь открыл целую серию настоящих общинных магазинов на Джермантаун-стрит. У него там бесплатная клиника и масса других вещей.
– А о Марвине он не упоминал?
– А как же! Он более или менее привел его в норму. Говорит, что есть явные признаки выздоровления. Теперь Марвин находится на уровне развития четырехлетнего ребенка… но талантливого ребенка, как пишет Джексон.
– Ты собираешься съездить к нему?
– Наверное.
Они осторожно спустились вниз и посмотрели назад, туда, откуда пришли. Лишившись красок, дюны стали напоминать застывшие морские волны, омывающие римские развалины.
– Ты будешь подписывать какие-нибудь договора на фотоработы перед возвращением в школу?
– Да. «Иерусалим-пост» заказал материал об упадке крупных американских синагог, и я думаю, что начну с Филадельфии.
Сол махнул рукой телохранителям, которые дожидались их под сводами колонн. Один из них закурил сигарету, и она загорелась красным глазом в сгущавшейся тьме.
– Фоторепортаж, который ты сделала о рабочих арабах в Тель-Авиве, был превосходен, – заметил Сол.
– Ну, надо же смотреть правде в лицо, – немного надменно ответила Натали. – С ними обращаются как с израильскими неграми.
Они остановились на дороге у подножия холма и несколько минут стояли молча. Несмотря на холод, им почему-то не хотелось возвращаться в освещенный дом, где их ожидали тепло, возможность вести непринужденную беседу и спокойный сон.
– О Сол! – вздохнула вдруг Натали и прижалась к его груди, чувствуя, как его борода щекочет ее щеку.
Он неуклюже похлопал ее по спине забинтованной рукой. Как бы он хотел, чтобы это мгновение длилось вечно, даже несмотря на то, что оно было окрашено печалью. Позади тихонько шуршал песок в своем постоянном стремлении засыпать все, сотворенное человеком.
Натали слегка отстранилась, вытащила из кармана салфетку и вытерла нос.
– Черт побери, – пробормотала она сквозь слезы. – Прости, Сол. Думаю, я хотела сказать «шалом», но, похоже, у меня не получается.
Он поправил очки:
– Запомни, шалом не означает ни «до свидания», ни «здравствуй». Шалом – это мир.
– Шалом, – прошептала Натали и вновь укрылась в его объятиях от холодного ветра.
21 октября 1988 г.
Прошло много времени. Я здесь счастлива. Теперь я живу на юге Франции, между Каннами и Тулоном, но, увы, не слишком близко от Сен-Тропеза.
Я почти полностью оправилась после болезни и могу уже передвигаться самостоятельно, но выхожу я редко. Необходимые покупки делают Анри и Клод. Иногда я позволяю им вывезти себя в Италию, к югу от Пескары, а иногда даже в домик в Шотландии, чтобы посмотреть на него, но и эти поездки становятся все реже.