Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Летом 1943 г. новым председателем РОВС в Шанхае стал генерал Б. Н. Говоров, а начальником штаба — полковник Ю. Н. Апрелев[703]. В сентябре строевой отдел Союза был переформирован в Особый Отряд, кадр которого формировался полковником Савеловым (командир Отдельного Офицерского отряда Союза мушкетеров) из членов мушкетерского Офицерского отряда [Ibid, f. 1.4].
Новое руководство РОВС изменить ситуацию не могло. В условиях перелома на фронтах Второй мировой войны (информация об этом расходилась из советского консульства и других источников) рост просоветского патриотизма в эмигрантской среде еще больше усилился. Руководству военных организаций пришлось бороться с участившимися проявлениями «морального разложения». В этой борьбе председатель Казачьего Союза полковник Кочнев подорвал свое здоровье и в начале 1944 г. был вынужден оставить свой пост. Союз вновь возглавил войсковой старшина Г. К. Бологов, поддержанный на выборах председателя главным образом сибиряками и анненковцами [Шаронова, 2015, с. 213]. Фигура Бологова у определенной части шанхайской «белой» эмиграции была достаточно популярна и в то же время являлась приемлемой для японских властей, поэтому в том же сорок четвертом году Бологов сменил тяжело больного генерала Глебова[704] в должности председателя РЭК.
После 1943 года Дальневосточные отдел Обще-Воинского Союза окончательно пришел в упадок и практически не играл никакой роли в жизни эмигрантской общины. Главным центром притяжения военной эмиграции осталось Офицерское Собрание, практически слившееся со ССРАФ. Офицерское Собрание, оставаясь «белым» объединением, выступало в качестве организации взаимопомощи и ветеранского объединения, ориентированного на поддержание корпоративного единства и передачу русских воинских традиций молодому поколению эмиграции. Эти функции, в частности, осуществлял существовавший при Офицерском Собрании и созданный по инициативе Союза военных инвалидов Военный музей.
Начало Военному музею, задачей которого являлось «собрать, если не все, то хотя бы кое-что связанное с Русской Армией, дабы современники ея с большей полнотой могли вспоминать носительницу славы Российской, а новые поколения получили известные реальные представления об Армии, ее форменных отличиях и наградах», было положено весной 1938 г. с создания первой витрины, где были выставлены русские военные регалии-ордена и звезды, погоны и эполеты, лядунки, темляки, кокарды, знаки военных училищ и др. [Друг инвалида, 1938, апр., с. 5]. «Вот большая витрина, — писал один посетитель, — с погонами всех полков императорской армии. Среди них есть штаб и обер-офицерские эполеты, погоны пехотных, стрелковых, кавалерийских и инженерных частей, значки почти всех существовавших в России военных училищ, лядунки, так называемые „слюнявки“, выдававшиеся за отличие целым частям, кованые, с чешуей, эполеты. Здесь же собраны все боевые ордена императорской армии, от темляка Св. Анны 4-й степени до ордена Св. Владимира 3-й степени, Георгиевского оружия и ордена Св. Георгия 4-й степени. Над витриной скрещены клинки в ножнах палашей, сабель, старой казачьей шашки, за стеклом виден старый офицерский наган, кортики, миниатюрный снаряд от сорока восьми миллиметровой пушечки, скорее напоминающей изящное пресс-папье, нежели смертоносный гостинец». В этом собрании хранилось большое число фотографий и портретов. Все предметы заносились в специальную инвентарную книгу [Хисамутдинов, 2014]. В июле 1943 г. музей организовал выставку в память 25-летней годовщины убийства императора Николая II и членов его семьи. Музей просуществовал вплоть до 1949 г., размещаясь к моменту своего закрытия в двух комнатах Офицерского Собрания, посвященных Первой мировой и Гражданской войнам.
Неудачи в войне на Тихом океане и стремление улучшить отношения с СССР привели к ликвидации в Северном Китае в конце 1943 г. Антикоммунистических комитетов. Вместо упраздненного ЦАК в начале 1944 г. в Тяньцзине было открыто отделение харбинского Главного БРЭМ, где нашли себе место многие из бывших сотрудников Антикоммунистического комитета. Есаул Пастухин был отстранен от дел, выехал в Харбин, где, по одной из версий, весной 1945 г. покончил жизнь самоубийством [Буяков, 2005, с. 188]. В эмигрантской среде к концу войны возобладали «оборонческие» настроения.
Военно-политический крах Японии в августе 1945 г. привел к фактическому прекращению работы военных и молодежных организаций эмиграции в Северном и Восточном Китае, сотрудничавших с японскими властями. Начался последний этап существования русской военной эмиграции в этой стране.
Глава 20. Исчезновение русской военной эмиграции в Китае
Военно-политический крах Японии и ее европейских союзников к концу Второй мировой войны привел к почти полному прекращению деятельности ориентированных на них эмигрантских военных организаций. Престиж военных организаций в эмигрантской среде был сильно подорван. Временная оккупация частями Красной армии Маньчжурии и быстрый процесс советизации эмигрантского сообщества в Китае, приведший к новому расколу русской колонии, а также развернувшаяся в 1946 г. в Поднебесной гражданская война, победа в которой оказалась на стороне китайских коммунистов, стимулировали исчезновение русской военной эмиграции, как и эмиграции вообще, на китайской территории.
В результате боевых действий против частей Квантунской армии в августе 1945 г. советские войска взяли под контроль всю территорию Маньчжурии и вышли во Внутреннюю Монголию. В период боевых действий отдельные представители эмигрантской администрации, русских воинских и ополченческих структур, политических организаций были убиты, как советскими, так и японскими военнослужащими. Не располагая официальными документами и опираясь в основном на воспоминания эмигрантов, мы можем предположить, что число жертв среди эмигрантов периода боевых действия исчислялось в несколько десятков человек[705].
Присутствие советских войск на северо-востоке Китая продолжалось до апреля 1946 г. Одной из задач советских органов госбезопасности на оккупированной территории Маньчжурии являлась ликвидация политически активной части русской эмигрантской колонии. Сотрудники контрразведки Смерш, имея составленные на базе агентурных разработок прошлых лет подробные списки лиц, подлежащих аресту, осуществляли задержание представителей эмигрантской администрации, бывших служащих полиции и военнослужащих армии Маньчжоу-го, агентов японских спецслужб, членов эмигрантских политических и общественных организаций. Арестован мог быть практически любой заподозренный в антисоветской деятельности, а для этого было достаточным, например, состоять в прошлом членом организации скаутов. Представители военной эмиграции были в первых рядах тех, кто подлежал задержанию.
Важную роль в «разработке» антисоветских элементов сыграла передача русскими сотрудниками БРЭМ во главе с М. А. Матковским в руки советской госбезопасности архива Бюро. Привлеченный к работе по разбору архивных материалов, Матковский составил ряд обзоров и справок о деятельности антисоветских организаций и собрал свидетельские показания на пять с половиной тысяч эмигрантов, причастных к их деятельности [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 35 734, л. 374].
В течение первого месяца «зачистки» Маньчжурии была арестована большая часть бывших белых офицеров, все русское командование РВО и значительная часть их рядового состава, а также бывшие служащие различных подразделений полиции Маньчжоу-го. Арестам подверглись даже те, кто сотрудничал с советской разведкой и оказывал помощь частям Красной армии в борьбе