— Это отличный подарок! — воскликнул император. — Мне, как раз, не хватало настоящего африканского льва! Правду ли говорят, что ты сумел разбить великую армию мавров?

— Их было около сорока тысяч, доминус, — ответил консул. — Битва была тяжёлой, но наши легионеры показали варварам, почему именно Рим властвовал и будет властвовать тысячи лет…

Сведения о состоявшейся битве за юг Африки дошли до Константинополя во всех подробностях. Восточный консул был озадачен, потому что не знал, что Флавий Гонорий способен взяться за ум и начать приближать к себе толковых людей. После убийства Стилихона, который пусть и сильно не нравился Флавию Антемию, но был очень талантливым управленцем и полководцем, было принято считать, что с Западной Римской империей всё кончено.

И тут появляется этот Аэций, приблизившийся к императору через отца, магистра конницы Гауденция, после чего Флавий Гонорий бежит из Равенны в Карфаген, где неожиданно крепит власть и начинает собирать легионы.

Говорят, что западный консул оказал давление на наместников в Иберии, на Западных островах, а также в обеих мавританских провинциях, причём кое-где угрожал применением военной силы, поэтому власть императора стала крепче, чем была когда-либо и к Карфагену начали стягиваться легионы лимитанеи и даже пары комитатов.

Помимо этого, на базе каструма Гемеллы, на восточном краю Африканского фоссатума,[72] западный консул воссоздал три легиона — V-й легион «Алауда», VI-й легион «Феррата», а также XXII-й легион «Примигения». Эти легионы, при учреждении, не имели статуса комитатов или лимитанеи, потому что Аэций использовал готскую идею о возрождении легионов Старой империи.

Консул Западной Римской империи очень много обещал, мотивировал африканских римлян вступать в «старые» легионы, окружённые ореолом архаичной воинской славы, берущей начало ещё со времён Цезаря и Октавиана… Так или иначе, но Антемий уже знал, что Аэций обещал легионам, от имени императора, малую часть земель в Сельской Италии и существенную долю земель в Паннонии, когда она тоже будет возвращена. Нужно было чем-то перебить предложение готов, поэтому западный консул пошёл на отчаянный шаг. И, как говорят куриоси, это начинает работать.

Затем Аэций решил давнюю проблему Африки — разобрался с маврами. Десятки племён, начавшие страдать от учинённого легионами террора, собрали великую армию, чего не случалось вообще никогда. Аэций разворошил осиное гнездо, но сделал это целенаправленно, чтобы мавры собрали в одном месте всех лучших воинов. Благодаря незначительным затратам времени и ресурсов, консул сумел избежать бесперспективной ловли мавров по всей пустыне и уничтожил их в одном генеральном сражении.

Разгром был феноменальным, превосходящим некоторые победы одного очень пакостливого гота, что плавно перетёк из инструмента для ослабления Запада в масштабную беду, маячащую на горизонте. Песчаную битву, как её окрестили в народной молве, не сравнить с разгромом визиготов или битвой против гуннов, но победа римского оружия вышла впечатляющей и получила широчайшее обсуждение в обеих империях. Кто-то даже называет Флавия Аэция истинным римлянином…

Самое главное — победа была достигнута парой комитатских легионов и шестью легионами лимитанеи. Высока вероятность, что Аэций приведёт хорошо показавшие себя лимитанские легионы в статус псевдокомитатов, но это точно дело недалёкого будущего.

И вот, когда южные пределы в полной безопасности, для консула Флавия Аэция настало удачное время переговоров с Восточной империей.

Готы, которых консул Флавий Антемий отправлял в Италию с целью ослабления западных римлян, начали делать совсем не то, что предполагалось и подразумевалось. Он думал, что Эйрих начнёт наводить там свои порядки, поставит свою знать на руководящие посты, возьмёт Рим и Равенну, чтобы насадить западникам своё видение правильной организации державы. Это должно было занять десятилетия, чтобы Восточная Римская империя смогла разобраться с внутренним кризисом, параллельно с этим имея мощный приток беженцев с запада, бегущих в более цивилизованные края с деньгами и ценностями…

Но гот Эйрих произвёл несколько финтов, которые изменили вообще всё. Простолюдины покоряемых регионов и провинций рады приходу готов, потому что готы даруют земли, ранее принадлежавшие почтенным магнатам. По пятьдесят югеров на мужа, а ещё, как оказалось, Эйрих наладил снабжение новых землепашцев инструментарием, за счёт державной казны — ему остро нужно зерно и он его получит любым способом.

Нищих простолюдинов он этим купил вместе с содержимым их кишок, но торговцам и иным дельцам из низшего сословия этого было мало. И тогда он предусмотрел формирование триб из римлян, чтобы они сами избирали своих представителей в готский сенат, который, в действительности, способен что-то решать. Этого тоже было мало, само собой, поэтому он наладил торговлю с северными племенами, вновь открыл для Италии Альпы, до этого занимаемые багаудами, начал торговать с франками, бургундами, даже с маркоманнами, которые его не очень-то любят — сделал то, чего не было при Флавии Гонории.

Теперь в Италии готам рады все, кроме нобилей, которых сгоняют с родных земель с тем, что они могут увезти на телегах. И это создаёт определённые проблемы Восточной Римской империи, потому что беженцы несут с собой лишь ограниченное количество богатств, а ещё они не мастера, даже не пахари — ничего не производят и ничего не умеют. Таких в Константинополе всегда хватало, но сейчас едет ещё больше…

И, вроде бы, переговорная позиция консула Флавия Аэция слаба, но Готская проблема с каждым днём становится всё более и более актуальной. Восточный консул даже не сомневается теперь, что Италия падёт, за ней Иберия, а после и Галлия, сейчас охваченная смутой, а там готы доберутся и до Африки.

Не если, а когда Эйрих установит единую власть в Западной Римской империи, он просто обязан будет устремить свой взор на Восток. Всё происходит слишком быстро, Антемий не успевает, у него даже столичная стена ещё не закончена, как бы он ни старался ускорить строительство. Время, когда можно было ослабить готов, уже прошло, нужно что-то срочно предпринимать, пока можно что-то поделать и есть человек, способный вести войска не хуже вандала Стилихона…

— Консул, — произнёс Антемий, когда официальная часть была закончена и император полностью сфокусировался на дарах. — Следуй за мной.

/ 30 июня 411 года нашей эры, Западная Римская империя, Венетия и Истрия, г. Равенна/

— Сраные болота… — раздражённо процедил Зевта, выливающий из своего сапога мутную водицу.

Жара, гнус, какая-то мутная и чавкающая жижа под ногами — вот так их встретил главный город Западной империи.

— Одна из причин, почему римляне выбрали это место своей столицей, — произнёс Эйрих, сидящий на ящике с философским выражением лица. — Рим таким удачным стратегическим преимуществом похвастаться не может.

Епископ Рима, Бонифаций, прислал в сенат своего представителя и просит включить Рим в состав Готской республики, но с сохранением всех привилегий Вечного града, взамен предлагая поспособствовать сдаче Равенны. Его, естественно, послали, но сделали это