Впрочем, испив пятую чашу крепкого вина, Никифор все же приподнял свой драгоценнейший головной убор и протер огромную лысину затканным золотом платком из тончайшего, как паутина, египетского льна.

Выучившийся на нотария[192]Никифор сразу же понял – если начальник бездарь и невежа, допускает ошибки, то первейший долг служивого – держать язык за зубами. Иначе до конца дней останешься нотарием, а то и еще хуже, будешь утопленником качаться на волнах Золотого Рога[193].

В городе святого Константина для достижения высших ступенек власти требовались не столько умственные способности и ученость, сколько ловкость и умение преданно услуживать начальству в законных и незаконных делах.

Никифор в этом преуспел. Как и преуспел во множестве грязных делишек, как во взяточничестве, так и в незаконной торговле. Поговаривали даже о том, что Никофор, будучи начальником столичной тюрьмы, по ночам выпускал воров и грабителей, которые половину добытого отдавали их благодетелю. Из-за этого даже бунт случился в Константинополе. А всего через год после подавления выступления всяких там лавочников и ремесленников Никифор купил себе вторую должность после эпарха.

И все бы ничего. И все бы хорошо. Но проклятые турки…

Никифор с тоской осмотрел рейд Галаты и многочисленные корабли, готовые к отплытию. Несмотря на поздний вечер, сотни семей, от первых лиц государства до бедняка горшечника, стремились попасть на борт быстроходных галер, чтобы уже через месяц оказаться на итальянском побережье или даже в самой Испании. Да где угодно, лишь бы не остаться в городе, который вскоре неприменно возьмут в осаду свирепые турки.

А в скорую осаду жители Константинополя верили не меньше, чем в царство небесное. Ожидал ее и Никифор. Ведь после произошедшего два месяца назад землетрясения множество христианских крепостей на пути к столице подверглись разрушению. Теперь туркам легко было добраться к сердцу Византийской империи и поразить его. Тем более, что дни напролет к уже турецким городам Цимпе и Галлиполи все прибывали и прибывали грозные гази, подстрекающие к святой войне дервиши и множество семей кочевников, мечтающих выпасать свои стада на равнинах Фракии и в болгарских предгорьях.

В городе только и говорили: «Не погибли ли мы? Не находимся ли мы в стенах, как бы в сети варваров? Не счастливцы ли те, кто перед опасностями и рабством спешит уплыть в дальние земли?»

Об этом думал и Никифор, принимая приглашение герцога наксосского на его галеру. К тому же он не мог отвергнуть старого друга и компаньона по многим сомнительным сделкам и торговым делишкам.

«А вдруг и впрямь придется бросить свой дворец и множество всякого добра и, отдавшись на милость Джованни, бежать на его, богом забытые, острова? Но могу ли я доверять старому другу? Скорее нет, чем да. Я ведь так хорошо знаю своего друга Джованни Санудо», – византийский вельможа почесал вздернутую бороденку, и со вздохом выпил еще одну чашу вина.

За бортом неудачно расположившейся близко от пристани герцогской галеры продолжал паниковать город, а порт кишел людьми, как вшами рубище нищего.

Но только его светлость герцог не думает покидать ставшими опасными воды Константинополя. Наоборот он стремится не только задержаться в них, но и пробыть долго. До того самого дня, пока император Иоанн Кантакузин не соблаговолит принять его. А это и в добрые времена было долго. Очень долго! А сейчас… Просто руки сами по себе разводятся. Да и как может Никифор устроить сейчас встречу? Ведь у герцога совсем нет золота для подкупа тех, кто устраивает прием. А без золота, сам должен понимать, и осел не чихнет. Тем более приближенный к императору!

– Помоги, Никифор! – в который раз просит Джованни Санудо, с надеждой заглядывая в глаза друга.

– Сам должен понимать, Джованни. У императора сейчас забот и дел столько, что и не перечесть. А тут ты со своей…

Никифор едва не сказал «глупостью». Но так оно и есть! Подумать только – какой-то герцог голодных островов знает, как спасти Константинополь и всю империю! Ну, это еще ладно. А вот как! Вот это уже даже в широкие ворота столицы не лезет. Подумать только – стоит разыскать и схватить какого бродягу в синих одеждах и рыцари Запада по призыву самого папы Римского примчатся рубить ненавистных турок. Бред какой-то.

Да, до ушей Никифора доходили слухи о том, что османы из преисподняя вывели в наказание христиан какого-то Шайтан-бея, одетого в странные синие одежды. И даже то, что этот Шайтан-бей страшным заклятием разрушил стены Галлиполи, дав тем самым обильную тему для проповедей священников. Но если быть здравомыслящим человеком, то, как объяснить, что вместе с Галлиполи разрушены города Конур, Болайыр, Ипсала, Родосто, Иераполь и другие, которые также захвачены османами. Кто проклял все эти города? Опять же демон в синих одеждах?

Это россказни для глупцов ремесленников и их тощих жен, что только будоражат и так разгоряченные событиями головы, готовые бунтовать и не повиноваться. Не зря эпарх велел вырезать языки горожанам Галлиполи, что вопили на всех углах о проклятии Шайтан-бея.

Все более проще и обыденнее. Господь за грехи тяжкие наказывает людишек. Вот время от времени и трясет созданную им твердь. Сколько при жизни Никофора уже было землетрясений? И не упомнишь. А если забудешь, то нужно посмотреть на собор святой Софии, что уже столько лет стоит в трещинах и в обвалах.

– Никифор, послушай отца Ронима.

– Этого католика и инквизитора? – усмехнулся православный чиновник.

Джованни Санудо запыхтел:

– Конечно, отец Марцио мог бы убедительнее все рассказать. Но он погиб под развалинами цитадели Галлиполи. И все же отец Роним…

– Довольно, Джованни! Я не стану слушать врага православной церкви. И никто другой не станет его слушать. А что касается твоего «господина в синих одеждах», то… Я попытаюсь что-то сделать для тебя. В знак нашей давней дружбы. Если, конечно, это не людская молва и твои…

Вот опять с языка Никифора едва не сорвалось «пьяные бредни». Но он вовремя прикусил то, что баснописец Эзоп назвал самым прекрасным и самым гадким из того что есть в мире.

«Не стоит порывать отношение с этим герцогом. Мне еще может пригодиться его галера и скалистые острова. Может, мне пора собирать вещи? Во всяком случае, уже давно зашло солнце, и мне пора домой», – решил второй человек в управлении Константинополем и для видимости широко зевнул.

– Пора мне. Скоро будет совсем темно, – и Никифор в тоске посмотрел на сотни лодок и лодочек, что беспрерывно, в густеющих сумерках, сновали от пристани к кораблям и обратно, часто сталкиваясь и опрокидывая людей в воду. Такого не бывало даже в дни открытия весеннего плавания. Просто Вавилон какой-то на воде. А эти невыносимые крики множества лодочников, перевозимых ими глав семейств, их женщин и их грудных младенцев…