что совершается в действительности. Здесь истина как соответствие нашего представления об объекте (или процессе) тому, что есть в действительности, «смыкается» с Истиной как выражением соответствия, представленного в виде идеи, то есть в виде комплекса взаимосвязанных сущих, обладающего смыслом. Чтобы понять, каким образом происходит это «смыкание», рассмотрим простой пример идеи лампы накаливания. Из него мы сможем увидеть также разницу между понятиями классической (корреспондентской) истины и нами предлагаемой Истиной как развернутой из идеи мысленной конструкции, состоящей из фиксированного комплекса сущих.

Так вот, разберем идею лампы накаливания. Что здесь является Истиной? Конечно же, внове созданная мысленная конструкция (смысл), позволяющая изготовить (изобрести) объект, осуществляющий освещение темного помещения. Каковы объекты-сущие этой идеи-Истины? Это и стеклянная колба, и цоколь, и вольфрамовая нить, и вакуум в колбе и т. д. А что является искомым сущим этой Истины? Скорее всего вольфрамовая нить, обладающая двумя сущностными свойствами: высоким значением удельного электрического сопротивления и малым диаметром. Эти свойства позволяют нити под воздействием тока накаляться до высоких температур и тем самым светиться самой, а заодно освещать своим излучением темное помещение.

И если мы «приложим» к объектам данной идеи-Истины корреспондентское понятие истины, то речь у нас может идти только о соответствии отдельных элементов лампы накаливания тому назначению, которое каждый из них должен выполнять: положим, достаточно ли мал диаметр нити, чтобы светиться; хорошо ли откачана полость лампы, чтобы служить теплоизолятором; прозрачна ли поверхность колбы, чтобы пропускать свет от раскаленной нити и т. д. Но если мы «прикладываем» корреспондентское понятие истины к объекту, не входящему в контур какой-либо идеи, то теряется сам смысл вопроса соответствия: объект сначала должен быть причастен к выполнению той или иной функции, и только после этого мы можем вынести ему «вердикт» соответствия. А причастен к чему-либо он может быть только будучи в составе идеи.

Так что корреспондентское понятие истины никак не может обойтись без предварительно возникшего понятия Истины как смысла, развернутого из идеи, потому что только с возникновением Истины, объекты, из которых она состоит, могут быть соотнесены с функциями ими исполняемыми. То есть, попросту говоря, Истина опредмечивает объекты-сущие, вносит определенность в их «бытие» и дальнейшее существование. Ясно ведь, что книга может быть предметом изложения текста и чтения, и в том ее сущность. Но она может быть и подпоркой, и подставкой, и грузом, и материалом для растопки печи. Так что метафизика не совсем была не права в отношении корреспондентского понятия истины, введенного Платоном и Аристотелем (и порицаемого Хайдеггером): она не учла только того, что это понятие может быть соотнесено с теми объектами, которые уже прошли горнило возникновения (то есть Бытия) идеи-Истины и стали причастны к выполнению какой-либо функции. А так книга как предмет существующий, может служить и подставкой, и грузом, и объектом наказания ученика, не имеющего охоты к чтению. Вот точно таким же образом мы могли бы разобрать любую идею-Истину, к какой бы сфере знания она не принадлежала.

А теперь, после стихийно возникшего отклонения в сторону «смыкания» двух понятий истины, – что, я думаю, было небесполезным для уяснения сущности как той, так и другой, – снова вернемся к оставленному нами вопросу: так почему же все-таки существует подразделение всего знания на эволюционирующее в своем развитии научно-техническое знание и знание не прогрессирующее, то есть знание гуманитарное; и что является критерием прогресса одних и «застоя» – других? И на эти два вопроса мы по сути дела уже ответили тем, что первые дисциплины опираются на вполне определенные и однозначно понимаемые сущие, а вторые – на понятия расплывчатые или многозначные.

В связи с этим нас более всего интересует вопрос: а не может ли дисциплина, ранее бывшая гуманитарной, со временем превратиться в точную, то есть в дисциплину не просто развивающуюся, но и прогрессирующую. Ведь физика Аристотеля (вместе с его космологией) – по сути дела во многом бывшая метафизикой, – смогла же стать научно-технической дисциплиной! А почему бы таковой не стать и самой метафизике? То есть стать дисциплиной прогрессирующей и тем самым приносящей какую-то ощутимую пользу. Ведь от идеи атома Демокрита вряд ли для нас была (в течение 2,4 тысячелетий) какая-то практическая польза, кроме той, что это была, действительно, гениальная идея. Но вот выгоду от нее мы смогли получить только тогда, когда поняли, что из себя представляют составляющие ее элементы в реальности, то есть поняли эти элементы в их однозначной понимаемости. (Здесь мы оставляем в стороне вопрос дуальности квантовых объектов).

Итак, вопрос стоит следующим образом: не может ли метафизика стать научно-технической дисциплиной? Но вправе ли мы ставить вопрос подобным образом? А почему бы и нет. Ведь любая научно-техническая дисциплина, во-первых, опирается на вполне определенную теорию. А во-вторых, она оперирует достаточно конкретными, однозначно понимаемыми и определяемыми понятиями сущих. Вправе ли мы отнести два этих, можно сказать, фундаментальных положения к метафизике? Думаю, что вполне. С одной стороны, метафизика обрела теорию, на которую она может положиться. И таковой являются понятия о структурно-функциональном составе идеи и о методологии возникновения интеллектуальной новизны и нового (искомого) сущего. А с другой стороны, она обрела знание о том, как образуется искомое сущее, как оно обзаводится сущностным свойством и какую роль выполняют взаимосвязи сущих и свойства последних. (Имеется в виду способность их «свойствовать» с соседними объектами в контуре идеи).

А ведь знание конкретных свойств объектов является тем фактором, который может внести определенность, то есть однозначную понимаемость в определение того или иного сущего, что в немалой степени должно способствовать образованию идей, обладающих практической ценностью, той ценностью, которая свойственна научно-техническим идеям. Тем более что при генерировании научных и технических идей человек испокон веков уже практикует методологию возникновения сущего, даже не зная теоретической подоплеки структурно-функционального содержания идеи. Потому что эта методология заложена в самой природе продуктивного мышления.

Трудно сказать, в каком направлении пойдет развитие метафизики. Но ясно одно: после обретения ею методологии (то есть теории) возникновения сущего она должна попытаться найти способы интенсификации процесса получения нового знания в точных дисциплинах. Это, во-первых, а во-вторых, для того, чтобы повысить действенную эффективность самих гуманитарных отраслей знания – в первую очередь в сфере нравственности, истории, самой метафизики и т. д. – ей необходимо попытаться найти критерии «перевода» процесса продуцирования идей гуманитарных дисциплин на рельсы продуцирования идей точных дисциплин.

6.9. Взаимосвязи как «серые кардиналы» внове образуемых идей

1. Качества объектов и их свойства

Прежде чем более подробно (в следующих разделах) остановиться на изложении вопроса методологии возникновения интеллектуальной новизны и нового