Брианне не терпелось обсудить с ним слова Баккли и решить, что же теперь делать с незваным гостем. Только… стоит ли говорить о том, что Уильям рассказал про Роба Кэмерона?

* * *

Лежа в постели, Роджер смотрел, как лунный свет скользит по лицу жены. Было поздно, но ему не спалось. Странно: обычно после занятий любовью он засыпал сразу же. Брианна, к счастью, тоже – вот и сегодня она обвилась вокруг него уютным теплым коконом и сладко обмякла.

Это было замечательно, но все же немного непривычно. Брианна всегда вела себя страстно и даже нетерпеливо, но сегодня почему-то очень настойчиво требовала запереть дверь спальни – причем впервые, хотя задвижку Роджер установил уже давно, потому что Джем наловчился открывать хлипкие замки еще лет в семь.

Роджер выбрался из-под простыней, чтобы открыть замок. Джема все равно нет дома, он у Бобби, а вот Мэнди может ночью заплакать.

В комнате было свежо, но приятно – они установили напольный обогреватель, который, конечно, не справился бы с крепкими шотландскими морозами, но для поздней осени вполне подходил.

Брианна пылала жаром – Роджер мог поклясться, что во сне температура у нее подскакивала градуса этак на два. Она всегда скидывала с себя одеяла и лежала теперь голая до талии, разбросав руки над головой и тихонько посапывая. Роджер невольно обхватил ладонью член. Интересно, хватит ли сил еще на разок? Вряд ли Брианна станет возражать…

Хотя нет, не стоит. Занимаясь с ней любовью, Роджер частенько не спешил, испытывая поистине варварский восторг в тот миг, когда Брианна все-таки раздвигала перед ним ноги – охотно, уверенно, но как будто мешкая, словно раздумывая: не воспротивиться ли?.. Наверное, так она отстаивала свое – а может, и его – право отказать. Павшая однажды цитадель всегда выстраивает более высокие стены. Брианна делала так, конечно же, несознательно, а Роджер никогда не говорил об этом вслух, чтобы не потревожить призраков минувшего.

Вот чем отличалась сегодняшняя ночь. Бри медлила дольше обычного, а потом все-таки уступила – но с неожиданной яростью, вцепившись ногтями ему в спину. А он… Он замер на секунду, но потом, отбросив колебания, неистово накинулся на жену, доказывая себе (а может, и ей), что она принадлежит ему, и только ему одному.

И ей понравилось.

Роджер понял вдруг, что по-прежнему поглаживает себя и при этом оценивающе глядит на жену, как солдат-римлянин на сабинянку. Есть одно латинское слово – raptio, оно часто переводится как «изнасилование», хотя на самом деле означает скорее «похищение», «овладение». Раптио, раптор – хищник, хватающий добычу…

Член тем временем уже и сам решил, что Брианна возражать не станет. В мозгу, сдающемся под властью древнего инстинкта, успела мелькнуть последняя мысль: в доме чужак, и не абы какой, а сам Уильям Баккли Маккензи.

– Ну, на Самайн он все равно отсюда свалит, – пробормотал Роджер, забираясь в постель.

Портал в кругу камней откроется, и этот ублюдок с какой-нибудь дешевой стекляшкой в руке отправится к своей жене.

Роджер скользнул под простыни, обнял супругу, властно хватая за теплые бедра, и прошептал ей на ухо:

– А ну отдавай волшебные башмачки, злая фея Запада.

Она затряслась от беззвучного смеха и, не открывая глаз, провела пальцем по его чувствительной плоти.

– Я та-а-а-ю-ю…

* * *

После этого Роджер и впрямь провалился в дрему. Однако уже через пару часов проснулся и понял, что сна ни в одном глазу.

«Все из-за него, – с раздражением подумал он. – Уснешь тут, пока он шляется по дому».

Роджер встал, не слишком заботясь о тишине, – судя по глубокому сопению Брианны, она пребывала не в этом мире. Натянув пижаму, вышел в коридор и прислушался.

Лаллиброх, как и все старые дома, говорил сам с собой. Роджер уже привык к внезапному деревянному треску посреди холодной ночи и к поскрипыванию лестницы, будто кто-то ходит взад-вперед этажом ниже. Когда ветер дул с запада, окна скрежетали, удивительно напоминая уютный тихий храп Брианны.

Сегодня же, несмотря на поздний час, царила полная тишина.

Баккли они, не сговариваясь, поселили в комнате на третьем этаже, подальше от детских спален, – зато поближе к себе, чтобы присматривать за гостем.

Роджер прислушался. Щель под дверью Баккли была темной. Изнутри доносился мерный храп, прерываясь изредка неясным бормотанием и шорохом ткани, когда спящий ворочался.

– Значит, все в порядке, – пробормотал Роджер себе под нос и отвернулся. В голове вновь завертелись беспокойные мысли.

Конечно, он нервничал из-за присутствия в доме чужака – тем более такого! И Роджер, и Брианна чувствовали в нем угрозу.

А в его случае примешивалась еще и злость. Роджер – по необходимости и из христианского милосердия – простил Уильяму Баккли ту роль, которую он сыграл в казни, лишившей его голоса. В конце концов, Баккли вовсе не пытался убить его лично и, возможно, даже сам не знал, к чему все приведет.

Однако, черт возьми, одно дело – простить мертвеца, который уже двести лет гниет в могиле, и совсем другое – ублюдка, живущего под твоей крышей, флиртующего с твоей женой и играющего с твоими детьми.

«Тем более что он и впрямь ублюдок», – с непривычной жестокостью подумал Роджер, спускаясь по лестнице.

Он уже показывал Баккли родословное древо, где имена родителей и ребенка были заключены в скобки. Однако все это – ложь. Уильям Баккли Маккензи не просто приемыш – он подкидыш, внебрачный сын Дугана Маккензи, вождя клана Маккензи, и ведьмы Гейлис Дункан.

О чем, кажется, он и не подозревал.

Добравшись до нижних ступеней, Роджер включил свет и прошел на кухню, чтобы проверить, заперта ли дверь черного хода.

Они с Брианной долго обсуждали ситуацию, но так и не пришли к общему мнению. Роджеру не хотелось поднимать неприятную тему – что вообще даст гостю правда о своем происхождении? Все равно мятежные души его настоящих родителей сгинули давным-давно, даже по меркам прошлого.

Бри же настаивала, что Баккли имеет право на истину, – хоть и не могла объяснить, зачем она ему.

– Ты всегда знал, кто ты и твои родители, – заявила она, отчаявшись доказывать. – А я – нет. Думаешь, было бы лучше, если б я так и не узнала, кто мой настоящий отец?

Если честно, именно так Роджер и думал. Это открытие перевернуло судьбы их обоих и заставило пережить немало кошмарных моментов. Оно отняло у Роджера голос, чуть не лишило его жизни. Подвергло Брианну опасности, заставило ее перенести изнасилование, убить человека… Роджер не говорил с ней об этом – хотя, пожалуй, стоило. Он видел порой свинцовую тяжесть в ее глазах и по себе знал, как нелегко возвратиться после такого к нормальной жизни. Он и в своей душе нес такой же груз.

И все же… будь у него выбор, неужели он предпочел бы ничего не знать? Не жить в прошлом, не встретить Фрэзера, не узнать Клэр такой, какой она была во времена Джейми?