– Что случ… – прохрипел Роджер, откашлялся и попробовал заговорить, но не сумел выдавить ни слова – горло жгло огнем даже от шепота.

Уильям что-то бормотал: кажется, молился. Роджер кое-как сел, хотя голова кружилась и перед глазами плыло.

– Это ты меня вытащил? – просипел он.

До конца молитвы Баккли не открывал глаз. Потом посмотрел на Роджера и перевел взгляд на вершину холма, где невидимые камни все еще пели свою жуткую песнь, но отсюда, слава богу, она ощущалась лишь ноющей болью в костях.

– Я, – подтвердил он. – Не думаю, что ты хотел уйти в одиночку.

– Верно, – кивнул Роджер, тяжело опускаясь на землю, и добавил: – Спасибо.

Внутри царила пустота, необъятная, как серое небо над головой.

– Не за что. Может, так я заплачу за твое повешение, – небрежно бросил Баккли. – Что теперь?

Роджер поднял глаза к небу. Голова закружилась; он зажмурился и протянул Баккли руку.

– Едем домой, – хрипло сказал он. – Там разберемся. Помоги встать.

Уильям надел униформу. Так нужно, сказал он отцу.

– Дензил Хантер – человек высоких принципов и не лишенный морали. Я не смогу увезти его из лагеря вопреки воле командира. Сам он, думаю, не поедет, но если на руках у меня будет приказ – а приказ у меня будет, – он согласится. Однако так легко вывезти армейского хирурга никто не позволит. Поэтому надо ехать в Валли-Фордж к солдатам Вашингтона в офицерском мундире – а там будь что будет.

Лорд Джон на мгновение смежил веки, живо представляя, что именно может быть с сыном, но вслух оживленно заявил:

– Вот и славно. Кого из слуг с собой возьмешь?

– Никого. Зачем мне слуга? – удивился Уильям.

– Заботиться о лошадях, грузить багаж – и вообще прикрывать спину, – сказал отец, словно это подразумевалось само собой. Поэтому Уильям не стал уточнять, о каких лошадях или какой багаж, просто кивнул и попросил:

– Хорошо. Подыщешь кого-нибудь?

«Кем-нибудь» оказался тип по имени Коленсо Барагванат – чахлый юноша из Корнуолла, конюх, который недавно прибыл с войсками Хау. Уж в чем в чем, а в лошадях парень разбирался.

Их, к слову, было четыре, а еще мул, увешанный тюками со свининой, индюшачьими тушками, мешками толстокожего картофеля и репы, поверх которых привязали большой бочонок сидра.

– Если там все так плохо, как я думаю, – сказал отец, наблюдая за погрузкой, – тамошний командир за эти продукты позволит тебе забрать не только хирурга, но и полбатальона в придачу.

Уильям поблагодарил его и вскочил в седло. Ворот новенькой капитанской формы больно врезался в горло. В седельной сумке лежал аккуратно сложенный белый флаг.

Валли-Фордж больше походил на гигантский лагерь каторжан-углежогов, нежели на военное стойбище. Размещался он посреди леса – по крайней мере, до того момента, пока солдаты Вашингтона не начали валить деревья. Теперь от леса остались лишь кривые пеньки, а землю усеивали обломки веток. Повсюду пылали огромные костры, возле которых громоздились горы бревен. Солдаты спешно возводили хижины и все равно не успевали в срок, потому что снег валил уже три или четыре дня и теперь белым одеялом укрывал весь лагерь.

Уильям надеялся, что часовые все-таки заметят флаг перемирия.

– Что ж, слезай с лошади и шагай впереди меня, – велел он Коленсо, вручая юноше длинную палку, к концу которой привязал белое полотнище. Тот в ужасе вытаращил глаза.

– Кто, я?!

– Да, ты, – нетерпеливо повторил Уильям. – Иди уже, а то шкуру спущу!

Коленсо мартышкой заковылял на полусогнутых ногах, бормоча под нос загадочные ругательства на корнуоллском, а у Уильяма засвербело между лопатками. Он невольно сжал левый кулак, мечтая ощутить в нем рукоять сабли или пистолета, но оружия с собой Уильям не взял. Если на них нападут, толку все равно никакого – подстрелят в два счета. Зато явиться безоружным – значит показать свои добрые намерения. Поэтому он, несмотря на вьюгу, демонстративно снял плащ и медленно зашагал сквозь снег.

* * *

Первые переговоры прошли успешно. Стрелять никто не стал, Уильяма проводили к полковнику Престону – высокому мужчине в потрепанной униформе Континентальной армии. Тот посмотрел на него с немалой долей скепсиса, но просьбу выслушал на удивление вежливо. И даже дал свое разрешение: но не вывезти хирурга, а лишь поинтересоваться его мнением на сей счет.

Слугу Уильям оставил вместе с лошадьми и мулом, строго-настрого велев не спускать с них глаз, а сам заспешил к холму, где, как сказали, должен обитать Дензил Хантер. Сердце стучало – и не только от быстрой ходьбы. В Филадельфии Уильям не сомневался, что Хантер отзовется на его просьбу. Здесь же он не был столь уверен…

В свое время он сражался с американцами и мог сказать, что их армия мало чем отличается от английской. Но в американском военном лагере Уильям был впервые. Вокруг царила привычная для стоянки суматоха, хотя опытный глаз и в этом хаосе разглядел бы строгий порядок. И все же лагерь многим отличался. Мужчины, мимо которых проезжал Уильям, были одеты в рванье и, несмотря на непогоду, босы. Они, словно нищие, теснились вокруг костров, кутаясь в одеяла, шали, обрывки брезента и мешковину. Однако при этом не молчали.

Они оживленно болтали, сыпали сальными шуточками, спорили, изредка отходили, чтобы помочиться в снег, топтались на месте, разогревая кровь… Уильяму доводилось видеть павших духом солдат. Однако здесь, как ни странно, царило оживление. А ведь Дензил Хантер наверняка заражен тем же настроем… И если так, согласится ли он оставить товарищей?

Кто знает…

Госпиталь обустроить тоже не успели. Уильям увидел Хантера возле груды лишенных листвы дубков, избежавших пока топора, – тот, сидя на корточках, зашивал рану на ноге лежащего перед ним мужчины. Рядом была и Рэйчел Хантер: она придерживала пациента за плечи и подбадривала его:

– Вот видишь, я же говорила, все закончится очень быстро. Всего-то тридцать секунд, я считала.

– Просто ты считаешь очень медленно, Рэйчел, – улыбнулся ее брат, обрезая нить. – За одну твою секунду можно три раза обежать вокруг собора Святого Павла.

– И пусть, – мягко ответила та. – В любом случае, дело сделано. Вот, выпей воды…

Рэйчел повернулась было к ведру за ее спиной и вдруг заметила Уильяма. Она разинула рот, подскочила и бросилась через всю поляну, чтобы повиснуть у него на шее.

Уильям не ожидал, что его встретят с таким восторгом, но обнял девушку в ответ с неменьшей радостью. От Рэйчел пахло дымом и знакомым девичьим ароматом, от которого кровь по венам побежала быстрее.