Для понимания трактовки чекистами происхождения и сущности феномена ИПЦ интересны определения из циркуляра по делу «Скит» начальника УНКГБ по Сталинской области УССР полковника Демидова от 12 октября 1945 г. ИПЦ, писал он подчиненным, появилась в результате того, что «реакционная часть духовенства и верующих тихоновской ориентации расценила обращение впоследствии патрирха Сергия как предательство и переход церкви на сторону советской власти», ушла в подполье и ведет борьбу с «мероприятиями соввласти и церковью патриаршей ориентации». ИПЦ не признает власти, ее члены не вступают в колхозы, уклоняются от воинской службы, «не посещают культурных и увеселительных учреждений»[787].

При этом следует объективно учитывать, что перед религиозной оппозицией в годы Великой Отечественной войны остро встала моральная дилемма участия, под эгидой «безбожного государства», в вооруженном отпоре агрессорам миллионов соотечественников, к которому звала людей и Московская патриархия. Кроме того, необходимо принимать во внимание, что с сентября 1943 г. существенно изменилась церковно-государственная политика. Появившиеся возможности легально совершать религиозные обряды и открывать храмы способствовали постепенному возвращению в окрепший Московский патриархат его паствы, вынужденно ушедшей в 1930-е гг. в подполье. Советские власти старались ускорить этот процесс.

Перед нелегким выбором оказались различные группы и течения «непоминающих» и истинно-православных. Со смертью расстрелянного в 1937 г. Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра (Полянского) и избранием в 1945 г. Патриарха Алексия отпадало прежнее каноническое основание для самостоятельного управления – «узурпация» первосвятительской власти митрополитом Сергием, но в то же время прежняя практика в отношениях с государством была продолжена новым Первоиерархом. В итоге в Московский патриархат вернулась не только часть иосифлян, но и большинство «непоминающих». Существенную роль здесь сыграла позиция имевшего значительный авторитет среди катакомбников епископа Афанасия (Сахарова). В 1945 г. он написал окружное послание в катакомбные общины и скиты с призывом «вернуться в лоно» Патриархата[788].

Во второй половине 1940-х гг. в «катакомбах» остались в основном истинно-православные христиане и часть ИПЦ. Уже 14 февраля 1947 г. председатель созданного в 1943 г. Совета по делам Русской православной церкви Г.Г. Карпов в итоговом отчете ЦК ВКП(б) за 1946 г. с удовлетворением писал, что внутренняя работа «способствовала сокращению роста церковного подполья в стране»[789].

Убежища от «красного дракона»

Однако в первые послевоенные годы в ряде районов страны деятельность подпольных общин продолжала оставаться заметным явлением. Эмигрантские историки того времени сообщали самые противоречивые сведения о тайной церковной жизни в СССР. Василий Алексеев, например, писал, что в Катакомбной церкви, по одним сведениям, 30 епископов, а по другим – даже 100. Это чистая фантазия. Гораздо более близок к истине Иван Андреев. Он указывал, что до зарубежья дошли сведения о деятельности свыше 10 тайных епископов (в реальности их было еще меньше). Явно не хватало священников. Их недостаток восполнялся главным образом тайными монахинями и мирянами, «совершающими чтение акафистов или общие групповые моления, именуемые “собраниями на свещу”. Таких мирян называли “подпасками”. Из-за недостатка пастырей эти “подпаски”, которые имеются повсюду, являются стержнем церковного народа Катакомбной церкви. “Подпаски” же большей частью хранят на домах и св. дары, получаемые с большим трудом и величайшей осторожностью при редких общениях с тайными пастырями»[790].

Архивные документы также свидетельствуют о том, что проблема катакомбного движения во второй половине 1940-х гг. продолжала оставаться достаточно острой. Только в Рязанской области на 1 января 1948 г. проверка выявила действующие нелегальные молитвенные дома в 189 населенных пунктах. В конце 1948–1949 г. ситуация еще более осложнилась. В связи с новым изменением государственной церковной политики в худшую сторону и прекращением открытия храмов произошел определенный рост рядов катакомбного движения. 25 апреля 1949 г. встревоженный Г. Карпов направил секретарю ЦК ВКП(б) Г. Маленкову секретную информационную записку «О религиозных пережитках, выражающихся в исполнении обрядов и массовых молений по нелегальной (не состоящей на регистрации) церкви, и о лицах, занимающихся нелегальной церковной деятельностью». Борьба сильно затруднялась сложностью выявления тайных общин. Г. Карпов писал, что большинство их существует на территории РСФСР. Так, в Рязанской области было выявлено 174 нелегальных молитвенных дома, в Горьковской – 47 и т. д.

В 1943–1946 гг. разработку РПЦ и «катакомбников» вело 1-е отделение (8 штатных единиц) 4-го отдела 2-го Управления НКГБ УССР. После создания в марте 1946 г. Министерства государственной безопасности[791] функции подразделения «по борьбе с антисоветскими элементами из числа духовенства, церковников и сектантов» возложили на отдел «О» МГБ СССР во главе с неоднократно упоминавшимся генерал-майором Г.Г. Карповым. В МГБ УССР также открывался отдел «О», затем ставший 4-м отделом 2-го Управления (контрразведка) МГБ УССР. В 1950 г. (и до временного слияния МГБ и МВД в марте 1953 г.) «церковную линию» передали в компетенцию 2-го отдела 5-го Управления МГБ (активные оперативные мероприятия, наружное наблюдение, оперативная установка подозреваемых лиц, охрана государственной тайны, розыск анонимных авторов «антисоветских» текстов, расследование терактов). С созданием в 1954 г. КГБ при Совете Министров УССР религиозную линию до 1960 г. вел 6-й отдел 4-го (секретно-политического) Управления.

«Истинно-православные христиане» или «Истинно-Православная церковь» считалась наиболее идеологически опасным для власти радикально-протестным движением, в среде которого было непросто приобретать оперативные источники в силу ярко выраженного антикоммунистического настроя его участников. «Я на всю жизнь запомнил, – писал в мемуарах начинающий оперативный работник отдела “О” Георгий Санников, – когда в офицерской форме вместе с товарищем по работе вошел в камеру арестованных членов ИПЦ, двух старух, сидевших на корточках по углам камеры, и как они, увидев нас в военной форме и фуражках с голубым верхом, запричитали, закрестились: “Сгинь, сгинь, власть антихриста, чур ее, чур!” И продолжали осенять себя крестным знамением и причитать, злобно глядя на вошедших: “Чур антихристам, гореть вам в пещи огненной!”»[792].