Среди зловонных испарений гниющей растительности одежда распадалась на ошметки, в ранах от укусов насекомых развивалась инфекция, и обе стороны голодали из-за трудностей снабжения продовольствием. Сброшенные австралийцам с воздуха грузы упали далеко от цели, удалось достать лишь несколько сброшенных контейнеров. Обе стороны использовали местных жителей-папуасов как носильщиков, переносивших на длинных шестах грузы и боеприпасы или носилки с ранеными. На покрытых грязью крутых склонах это быстро выматывало людей. О 10 тыс. папуасов, помогавших австралийцам, заботились в целом хорошо, но тем, кто принудительно работал на японцев, приходилось худо.

Бои были ожесточенными. Японские солдаты с помощью «кошек» на ботинках взбирались на деревья и стреляли австралийцам в спину. Многие японские солдаты притворялись мертвыми и прятались среди трупов, выжидая случая выстрелить врагу в спину. Австралийские солдаты вскоре приучились для верности пронзать штыком каждый труп. Они также не отказывали себе в злорадном удовольствии загрязнять пищу, которую приходилось оставлять при отступлении. Они пробивали штыками банки консервов и втаптывали в грязь остатки продуктов, зная, что японцы находятся в еще более отчаянном положении, и съедят все, не задумываясь о последствиях.

Макартур, будучи скандально плохо информирован, считал, что австралийцы численно превосходят японцев, и просто не хотят воевать. На самом же деле австралийцы при поддержке американских инженерных войск в течение нескольких месяцев сумели измотать противника, несмотря на ужасные условия, в которых находились сами, и удержали японцев перед Порт-Морсби. Тем временем другая австралийская бригада при поддержке двух эскадрилий ВВС разгромила японский десант в Милн-Бэй, на юго-восточной оконечности Папуа.

6 августа под покровом туч и сильного ливня восемьдесят два судна 61-й оперативно-тактической группы подошли к островам Гуадалканал и Тулаги. 19 тыс. американских морских пехотинцев проверяли оружие, затачивали штыки, чернили винтовочные прицелы. Все были сосредоточенны, воздерживаясь от обычных грубых шуток и розыгрышей. Следующим утром, когда тяжело нагруженные морские пехотинцы спустились по грузовым сеткам в десантные шлюпки, орудия кораблей сопровождения начали артобстрел. Самолеты с авианосцев взмыли в небо, чтобы нанести удары по японским позициям. Вскоре десантные шлюпки подошли к берегу, и морские пехотинцы рассыпалась веером под кокосовыми пальмами. Американцам удалось достигнуть эффекта внезапности при вторжении как на Гуадалканал, так и на Тулаги. Японцы не ожидали, что американцы нанесут ответный удар так скоро после всех понесенных ими поражений.

Сражение на Тулаги было яростным, но к вечеру следующего дня 1-я дивизия морской пехоты, получившая подкрепление, овладела обоими островами. Вице-адмирал Флетчер, который командовал обеспечивавшим высадку десанта соединением кораблей, был глубоко обеспокоен опасностью нападения самолетов противника на три его авианосца – с наземных аэродромов, а возможно, и с вражеских авианосцев. Поэтому Флетчер настоял на отправке в обратный путь всех своих авианосцев и кораблей сопровождения через двое суток после высадки десанта, что вызвало возмущение у контр-адмирала Ричмонда К. Тернера, командовавшего десантом. Тернер расценил решение Флетчера как дезертирство перед лицом врага.

В ночь на 9 августа отряд кораблей союзников, прикрывавший Тернера с моря, был внезапно атакован сильной эскадрой японских крейсеров, прибывших из Рабаула. В ночном бою Императорские ВМС обладали решающим преимуществом. Австралийский крейсер Canberra и три американских крейсера и эсминец были потоплены в течение получаса. Погибли 1023 австралийских и американских моряка. К счастью для союзников, вице-адмирал Гунити Микава, опасаясь удара на рассвете с американских авианосцев, которые к тому времени были уже далеко, вернулся в Рабаул. Тернер продолжил выгрузку на Гуадалканал боевой техники, но после этого ему пришлось отвести свои корабли, понесшие тяжелые потери.

Сознавая опасность своего положения, морские пехотинцы не теряли времени и достроили начатый японцами аэродром, переименовав его в Хендерсон-Филд. Аэродром находился на северном побережье Гуадалканала и был окружен кокосовыми рощами. Японцы бомбили его регулярно в середине каждого дня, как по расписанию. Морские пехотинцы называли это «временем Тодзио». Японские крейсеры и эсминцы заходили в пролив, получивший от множества затопленных в нем кораблей название Айрон-Боттом-Саунд («Железное дно»), и неоднократно обстреливали аэродром. 15 августа корабли ВМС США сумели пробиться на остров и доставить топливо и бомбы для самолетов, которым предстояло там базироваться. Через пять дней с борта авианосца прибыли девятнадцать истребителей «уайлдкэт» и двенадцать пикирующих бомбардировщиков. Генерал-майор Александр А. Вандегрифт, командир 1-й дивизии морской пехоты, признался, что едва не прослезился от облегчения и радости, когда все они благополучно приземлились. Их назвали «кактусовыми ВВС»: в радиопереговорах Гуадалканал имел кодовое наименование «кактус».

Хуже всего было по ночам ожидать неизбежного контрудара японцев. Любого внезапного шума – то ли от крупного краба, то ли от диких свиней в подлеске, вскрика птицы или глухого стука упавшего на песок кокоса – было достаточно, чтобы напугать часового, и он стрелял в темноту. Дневное время посвящалось укреплению обороны, хотя большая часть материалов осталась на борту судов, которые адмирал Тернер вынужден был отослать после ухода Флетчера и катастрофического боя в Айрон-Боттом-Саунд.

К счастью для морских пехотинцев, японцы серьезно ошиблись в оценке их сил. В ночь на 18 августа японские эсминцы из Рабаула высадили 28-й полк под командованием полковника Киено Итики в тридцати километрах к востоку от Хендерсон-Филда. Как только патрули сообщили Вандегрифту о десанте, он приказал держать линию обороны по реке Илу. В ночь на 21 августа полковник Итики приказал своему полку численностью около тысячи человек атаковать американцев, форсировав мангровые болота. Морские пехотинцы поджидали противника на противоположном берегу.

В зловеще-зеленом свете осветительных ракет они перебили наступающих японцев из пулеметов и картечью из противотанковых орудий. «Нас охватила лихорадка», – так охарактеризует их жажду крови один из участвовавших в том бою морпехов. Лишь немногие из японцев прорвались, но и они были вскоре достреляны или заколоты штыками. Морские пехотинцы силами резервного батальона нанесли японцам удар во фланг. «Некоторые японцы бросились в пролив и поплыли вон от рощи ужасов, – продолжает все тот же морпех. – Они были похожи на леммингов. У них не было шансов уйти. Головы покачивались, как пробки, на фоне горизонта. Морские пехотинцы, лежа на животе в прибрежном песке, вели по этим головам прицельный огонь». Более 800 японцев из тысячи были убиты. Охотники за сувенирами из числа морских пехотинцев срывали с облепленных мухами трупов все, что можно было в дальнейшем использовать для обмена. Один морпех по прозвищу «Сувенир» переходил от трупа к трупу и, пинком ноги открывая им рты, плоскогубцами вырывал золотые зубы. Вскоре сползлись крокодилы и устроили пир. Морские пехотинцы, прижавшись друг к другу на орудийных позициях, со смешанными чувствами прислушивались в темноте к хрусту костей. Полковник Итики, выживший в бою, совершил ритуальное харакири.