— Рассказывайте.

Люта развязала суму с пожитками и, сгребая в неё деньги, прошептала сестре:

— Если он узнает, не сносить нам головы.

— Кто — он? — поинтересовался плюгавый мужичок и примостился на краешке скамьи, потеснив близняшек.

— А тот, кто велел нам… — вымолвила Лита и умолкла на полуслове.

Снаружи раздался тревожный звук рога.

— Приехал кто-то, — предположил мужичок.

— Или уехал, — откликнулся хозяин таверны, ставя на стол запотевший кувшин и кружки.

— Ну давай, давай, колись! — потребовал толстяк.

Лита открыла рот — в тот же миг вновь протрубил рог. С улицы донёсся топот, будто по дороге бежала толпа. Дверь с грохотом распахнулась, в таверну вошли вооружённые люди в бронзовых кольчугах.

— Выродки… — послышался чей-то шёпот.

Посетители быстро расселись по своим местам.

На стол вскочил подросток, до этого дремавший возле холодного очага.

— Всех, — прозвучал его звонкий голос.

— Всех? — переспросил Выродок.

— Всех до одного! — подтвердил юнец.

Сыны Стаи выхватили из чехлов короткие клинки и ринулись вперёд. Посетители заорали, заметались по трапезной, опрокидывая скамьи. Лита нырнула под стол, потянула сестру за юбку. Протискиваясь в щель, Люта выронила суму; по полу покатились монеты. Бросилась их собирать. Кто-то наступил ей на руки, заехал коленом в голову. Вдруг Люта с хрипом рухнула набок. Кровь из её горла струёй ударила в Литу.

Лита отпрянула от сестры и, захлёбываясь криком, на четвереньках поползла между телами к двери. Ладони скользили по влажным половицам, юбка слезла с пояса и волочилась где-то в ногах. Глаза заливала чужая кровь, и всё вокруг было кровавым: люди, стены, воздух.

Лита вывалилась за порог и, оглохнув от воплей, прижала ладони к ушам. Пламя факелов превратило чёрную ночь в красную.

Выродки и королевские гвардейцы вытаскивали людей из постоялых дворов и торговых лавок. Сверху сыпались стёкла. С гулким стуком перед Литой упало тело полуобнажённой девицы со вспоротым животом: воины сбрасывали из окон проституток, недавно называвших королеву шлюхой. По улице носились подростки и, указывая то на фургон, то на бричку, кричали: «Этого! Этого тоже! И этого!» Те, кого обошли стороной, замерли на телегах, согнувшись в три погибели и обхватив руками головы.

Лита поползла к ближней колымаге, намереваясь спрятаться под ней.

— Куда? — прозвучал звонкий голос.

Кто-то сорвал с неё платок, запустил пальцы в волосы и дёрнул назад, вынуждая выгнуть шею. Она посмотрела на окровавленное лицо подростка, в горящие как у зверя глаза. Со лба юнца сорвалась рубиновая капля. Медленно скатилась по воздуху, как по стеклу, и разбилась о щёку Литы. Что-то обожгло горло, в ушах раздался треск. Перед тем как погрузиться во тьму, Лита успела ощутить затылком собственную спину.

Фамаль кричал, рыдал и хрипел в агонии всю ночь: воины расправлялись с постояльцами заезжих дворов и посетителями злачных заведений — с теми, кто по воле случая оказался в столице и, участвуя в спорах и пересудах, посягнул на честь королевы. Местные жители надеялись, что на этом резня закончится, но на рассвете начался новый виток расправы. Каратели врывались в жилища, выволакивали домочадцев на улицу и разрезали рты от уха до уха тем, на кого указывали подростки-осведомители.

Кто-то вышел из дома, не дожидаясь, когда его вытащат из чулана за волосы. Встал на колени и, соединив перед собой ладони, взмолился о пощаде. То же самое сделали соседи, затем соседи соседей… И покатилась по городу волна всенародного покаяния — коленопреклонённые горожане заполонили улицы.

Коннетабль королевской гвардии забрался на часовню и протрубил в боевой рог. Суховей подхватил протяжный звук и понёс его вместе с пылью над столицей. Безлошадные каратели вложили кинжалы в ножны. Верховые натянули поводья, мощные жеребцы вросли копытами в брусчатку. Фамаль погрузился в тревожную тишину, словно в бездонный океан.

Солнце палило нещадно. У горожан от жажды языки прилипали к нёбу, трескались губы, по лицам и спинам струился пот. Сердца спекались от страха в комок. Никто не знал, какая участь им уготована, но все осознавали, что уповать на помощь бога бесполезно, их будущее зависит от одного человека — полновластного хозяина чужих судеб.

После полудня король и лорд Верховный констебль выехали из Фамальского замка. Обогнули храм Веры и направили коней по каменной мостовой.

Рэн объезжал улицу за улицей, равнодушно поглядывая на залитые кровью булыжники, разгромленные таверны и перевёрнутые повозки. Безучастно смотрел на подданных: живых и мёртвых. Неторопливый цокот копыт при свете дня вселял в людские души больший ужас, чем предсмертные крики ночью. Сгибая спины и утыкаясь лбами в сложенные руки, люди мысленно приносили клятвы: если они выберутся из этой преисподней целыми и невредимыми, то усвоят заслуженный урок и более не повторят ошибки.

Достигнув окраины города, Рэн отдал команду:

— Открыть ворота! Трупы сжечь в поле.

Мужчины без промедления принялись грузить тела на телеги, женщины взялись за мётлы, дети подхватили вёдра и помчались к колодцам.

Толпа желающих попасть в Фамаль оживилась, услышав долгожданный скрип городских ворот. Путники бросились складывать установленные возле тракта палатки. Возницы залезли на козлы, защёлкали кнутами. Купцы побежали вдоль вереницы фургонов с товаром, хлопая в ладоши: «Не отставать! Не отставать!» Всадники сломали очередь и понеслись вперёд, огрызаясь в ответ на ругательства и угрозы.

Въехав в столицу, люди потеряли дар речи и лишь крутили головами, раззявив рты. Немного придя в себя, стали расспрашивать горожан, что тут произошло.

Одни отмалчивались, другие отвечали:

— Заварили кашу, теперь расхлёбываем.

Заметив телегу с трупами, коробейник вцепился в ворот рубахи и обратился к трактирной девке, смывающей с двери кровь:

— За что их?

— За длинный язык.

Увидев собрата, лежащего с перерезанным горлом возле корчмы, купец окликнул мастера, вставляющего стекло в оконную раму:

— За дело хоть?

— За дело, за дело, — кивнул тот, постукивая молотком по штапику. — Будешь много вякать — ляжешь рядом.

Народ наконец-то понял, что гордое сердце короля никогда не удовлетворится ничтожной ролью, жалкой долей и половинной властью.