“Последним новостям”, но Милюков твердо заявил, что Ходасевич газете “совершенно не нужен”. Трудно сказать, стояли за этим какие-то личные или политические претензии бывшего лидера кадетов к поэту. Во всяком случае, о литературе и в милюковской газете, и в “Звене”, с 1927 года ставшем из еженедельника журналом, писал Адамович, и делиться куском хлеба ни с кем не собирался. Даже эпизодическое сотрудничество с “Последними новостями” с начала 1927-го прекратилось, ибо Ходасевич осел в конкурирующем издании[654].

Этим изданием была газета “Возрождение”, с которой связаны последние двенадцать лет жизни поэта. Из респектабельных парижских газет она была самой правой, и потому участие в ней Ходасевича на первый взгляд парадоксально: его-то оппозиция большевикам была оппозицией слева. Но понятно, что найти в эмигрантском Париже печатный орган по себе Ходасевичу было трудновато, а принципиальной разницы между “Последними новостями” и “Возрождением” для него не было, как не было в свое время разницы между кадетской и октябристской прессой в России.

Издателем “Возрождения” был Абрам Осипович Гукасов (Гукасянц), представитель семьи бакинских нефтяных магнатов, сумевший в годы революции сохранить свое состояние. Лев Любимов, обозреватель “Возрождения” в 1930-х годах, описывает Гукасова так:

Резкими чертами лица, точеной бородкой и осанистой фигурой этот крепкий еще в те годы старик напоминал высеченного из камня ассирийского царя. Да и взгляд у него был какой-то каменный, неподвижный. ‹…› Едва ли не главным интересом этого нелюдимого, замкнутого человека была созданная им газета. ‹…›

Печать была его слабостью. Все утро Гукасов читал газеты. ‹…› Деньги у него были в Англии, и потому читал он исключительно английские газеты, притом консервативные. ‹…› Из своей конторы он поднимался в редакцию, находившуюся этажом выше, с целым ворохом вырезок (сам работал ножницами)[655].

Первоначальная платформа “Возрождения” вполне соответствовала благородному британскому консерватизму. Первый редактор газеты, Петр Бернгардович Струве, экономист и философ, прошел сложную идейную эволюцию: в молодости марксист, соратник Ульянова-Ленина, один из основателей РСДРП, потом долгое время – кадет, затем один из авторов “Вех” и ведущий либерально-консервативный идеолог и публицист предвоенной России, редактор журнала “Русская мысль”, а после 1917-го – советник Деникина и министр иностранных дел при Врангеле. В 1920-е годы его идеалом была конституционная монархия с великим князем Николаем Николаевичем на престоле. Деятельными сотрудниками его газеты были православный философ Иван Ильин, гневно обличавший с ее страниц безответственных и самоуверенных “русских радикалов”, которые довели дело до революции и отдали власть большевикам, и публицист Василий Шульгин, много писавший по “национальному вопросу”. И вот Ходасевич, который еще недавно публично обличал Сувчинского, якобы мечтающего о еврейском погроме, сам стал писать в издание, на страницах которого Шульгин, автор книги “Что нам в них не нравится”, констатировал печальную неизбежность массовой стихийной расправы с евреями в России после неизбежной победы патриотических сил и подчеркивал, что лишь активное участие евреев в антибольшевистской борьбе поможет “направить шквал, локализовав его на евреях-коммунистах”[656]. Впрочем, в следующем номере “Возрождение” предоставляло слово оппоненту Шульгина – Даниилу Пасманику.

В том, что касалось литературных страниц, Струве ориентировался прежде всего на своих сверстников, зубров дореволюционной словесности: Бунина, Куприна, Шмелева, Мережковских. Всем им было уже под шестьдесят, если не больше. Из более молодых авторов в газете писали Борис Зайцев, Сергей Маковский, стоявший во главе всего “культурного” департамента, Павел Муратов, из дебютировавших в эмиграции – Иван Лукаш. Но наряду с серьезной литературой газета, ориентированная на широкого читателя, должна была публиковать переводы копеечных детективов. Почти в каждом номере представлены были и незамысловатые стихотворные фельетоны Lolo (Леонида Мунштейна).

Приглашение Ходасевича было связано, возможно, с тем, что сын Струве был горячим поклонником его творчества. Протекцию ему мог составить и Муратов. Не исключено, что какую-то роль для Гукасова играли семейные связи Нины Берберовой (ее дядя, Рубен Иванович, был видной фигурой в деловых кругах эмиграции) и даже ее армянское происхождение.

Довольно скоро Петр Бернгардович вынужден был оставить редакторский пост из-за разногласий с Гукасовым. Струве стремился с некоторым разбором печатать материалы о “большевистских зверствах”, часто не вполне достоверные, и не устраивать рекламу любым “борцам с режимом”, иные из которых оказывались провокаторами. Полемизируя с “Последними новостями” и другими левыми и “умеренными” газетами, он старался поддерживать в своем издании достойный интеллектуальный уровень; издатель же обвинял его в “снобизме”. В августе 1927 года Струве подал в отставку. Редактором стал Юлий Федорович Семенов, до революции – гимназический преподаватель и газетчик из Тифлиса, выдвинувшийся в Крыму при Врангеле. Семенов и другие члены новой редакции имели какие-то связи во французских политических кругах, вроде бы масонских. Впрочем, последующую эволюцию газеты в сторону радикализации предопределили не эти связи, а навязчивая вера ее издателя в возможность освободиться от большевиков с помощью иностранной интервенции.

Многие сотрудники “Возрождения” ушли вместе со Струве, но это не относилось к отделу культуры, который продолжал процветать и при новой редакции, а положение Ходасевича даже упрочилось. Теперь он должен был раз в две недели, по четвергам, писать газетный “подвал” на любую тему, по выбору. Некоторые из его статей печатались под постоянными рубриками: “Книги и люди”, “Из петербургских воспоминаний”, “Летучие листки”. Кроме того, с 5 января 1928 года Ходасевич вместе с Берберовой под псевдонимом Гулливер вел “Литературную летопись” – обзоры советских журналов. По утверждению Берберовой, “Летопись” в основном писала она, а Владислав Фелицианович лишь редактировал и дописывал. Однако перед редакцией за рубрику отвечал Ходасевич, и в формулировках и оценках мы гораздо чаще слышим его голос[657]. Порой короткая реплика по поводу той или иной книги в “Литературной летописи” вырастала в развернутый текст в “Книгах и людях” (дело доходило до текстуальных совпадений, на которые в 1990 году обратил внимание Джон Малмстад).

Все это требовало изрядных трудов и не оставляло времени на более серьезные статьи. Но в сравнении с тем положением, в котором Ходасевич находился годом раньше, такая работа была большой удачей.

Первой публикацией Ходасевича в “Возрождении” стала статья “Девяностая годовщина” (1927. № 618. 10 февраля); речь в ней шла о годовщине гибели Пушкина. Здесь немудрено было увидеть некий символ: как будто сам Пушкин, смолоду радикал, друг декабристов, а в зрелые годы консерватор, слуга царя, благословлял Ходасевича на новом поприще. Следующая статья, “О формализме и формалистах”, опубликованная в № 645 (9 марта 1927 года), была также для поэта важной и принципиальной. В ней он бросает решительный вызов тому литературоведческому направлению, с которым находился в полувражде с начала 1920-х, причем речь теперь идет не о политическом поведении формалистов,