– Прикладывайте маску, – сказал он стюардессе.

Послышалось легкое шипение, кислород начал поступать. Минуты через две мертвенно-бледное лицо Гвен чуть заметно порозовело.

Доктор Компаньо начал обследовать окровавленное лицо и грудь – то, что сильнее всего пострадало от взрыва. Быстро, с помощью гемостата, он остановил кровотечение из лицевой артерии – здесь оно было наиболее обильным, – затем начал обрабатывать другие раны. Он обнаружил перелом левой ключицы и левой руки – надо было бы наложить гипс, но сейчас это не представлялось возможным. С чувством глубокой жалости доктор Компаньо заметил острые осколки в левом глазу Гвен; правый глаз как будто остался неповрежденным, но поручиться было трудно.

Второй пилот Сай Джордан, осторожно обойдя доктора Компаньо и Гвен, принялся помогать стюардессам переводить пассажиров в передний отсек самолета. Часть пассажиров перевели из туристского салона в салон первого класса, втиснув, где только можно, по два человека в кресло; других разместили в маленькой полукруглой гостиной первого класса – там было несколько свободных мест. Всю уцелевшую одежду независимо от принадлежности распределили между теми, кто больше других в ней нуждался. Как это нередко бывает в часы таких бедствий, люди проявляли готовность помогать друг другу, забывая о себе, и даже не теряли чувства юмора.

Два других врача оказывали помощь пассажирам, получившим различные повреждения; впрочем, особенно тяжело пострадавших не оказалось. Молодой человек в очках, находившийся позади Гвен в момент взрыва, получил глубокую рваную рану в предплечье, но рана была неопасна. Помимо этого, ему порезало осколками плечи и лицо. Рану обработали, руку перевязали, впрыснули морфий и сделали все возможное, чтобы согреть раненого и устроить его поудобнее.

Теперь, когда они спустились, ураган, бушевавший в нижних слоях атмосферы, давал себя знать, и самолет отчаянно болтало, что затрудняло работу врачей и передвижение пассажиров. Самолет тяжело вибрировал, время от времени он словно проваливался вниз или кренился набок. У многих пассажиров ко всем пережитым волнениям прибавилась еще морская болезнь.

Доложив еще раз о положении дел, Сай Джордан вернулся из пилотской кабины к доктору Компаньо.

– Доктор, капитан Димирест просил меня передать вам и вашим коллегам благодарность за оказанную помощь. Он будет вам чрезвычайно признателен, если вы улучите минуту и зайдете в кабину экипажа – ему надо знать, что радировать о состоянии людей.

– Подержите-ка этот бинт, – распорядился доктор Компаньо. – Прижмите покрепче вот здесь. А теперь помогите мне наложить лубок. Мы используем для этой цели твердые обложки журналов и полотенца. Раздобудьте мне журнал побольше форматом и сорвите с него обложку.

Минуту спустя:

– Я приду, как только смогу. Можете передать вашему командиру, что, по-моему, ему надо бы сказать несколько слов пассажирам. Люди уже начинают приходить в себя после первого потрясения. Их не мешает подбодрить.

– Хорошо, сэр. – Сай Джордан поглядел на Гвен, которая по-прежнему лежала без сознания. Меланхоличное худощавое лицо его стало еще более угрюмым и озабоченным. – А как она, доктор? Есть надежда?

– Надежда есть, сынок, но положение не из легких. Очень многое зависит от ее жизнестойкости.

– Я всегда считал, что этого ей не занимать.

– Она была красива?

Изуродованное окровавленное лицо, копна спутанных, грязных волос – составить себе представление о ее внешности было трудно.

– Очень.

Компаньо молчал. Как бы ни обернулось дело, девушка, лежавшая на полу самолета, уже не будет красивой… Разве что с помощью пластических операций.

– Я передам командиру ваше пожелание, сэр. – Сай Джордан, явно очень расстроенный, вернулся в пилотскую кабину.

Прошло несколько минут, и пассажиры услышали в репродукторе спокойный голос Вернона Димиреста:

– Леди и джентльмены, говорит капитан Димирест…

Сай Джордан включил радио на полную мощность, и каждое слово командира звучало отчетливо, перекрывая вой ветра и гул двигателей.

– …Вы все знаете, что нас постигла беда… большая беда. Я не собираюсь приуменьшать ее размеры и не стану пытаться с помощью шутки поднять ваш дух. Здесь, в кабине экипажа, мы не усматриваем ничего смешного в создавшемся положении, и вы, очевидно, тоже. Все мы прошли через такое испытание, какого нам еще не выпадало и, я надеюсь, больше не выпадет. Но мы прошли через него, оно позади. Теперь самолет полностью управляем, мы повернули обратно и собираемся осуществить посадку в международном аэропорту имени Линкольна примерно через три четверти часа.

В обоих пассажирских салонах, где пассажиры туристского класса уже смешались с пассажирами первого, все на мгновение затихло и замерло, все взгляды были прикованы к репродукторам; люди напряженно слушали, боясь пропустить хоть слово.

– Вам известно, конечно, что самолет поврежден. Но повреждение могло оказаться куда более значительным – это истинная правда.

В пилотской кабине Вернон Димирест с микрофоном в руке задумался на секунду: в какой мере может он позволить себе быть профессионально точным и… честным. Вернон не одобрял командиров, которые, заигрывая с пассажирами, в течение всего полета бомбардировали свою пленную аудиторию всевозможными сообщениями. Сам он в полетах сводил обращения к пассажирам до минимума. Однако он чувствовал, что на этот раз ему следует изменить своему правилу, так как сейчас пассажиры должны знать истинное положение вещей.

– Не стану от вас скрывать, – сказал Димирест в микрофон, – что нам еще предстоит разрешить несколько проблем. Посадка будет нелегкой, и мы не знаем, как и в какой мере имеющиеся в самолете повреждения могут еще осложнить ее. Я говорю вам об этом потому, что, как только я закончу сообщение, члены нашего экипажа начнут инструктировать вас – они скажут, как вы должны сидеть и как вести себя при посадке. Затем вам объяснят, как, если понадобится, быстрее выбраться из самолета после приземления. В этом случае прошу вас действовать быстро, но сохранять спокойствие и неукоснительно выполнять указания любого члена экипажа. Позвольте мне заверить вас, что на земле сейчас делают все возможное, чтобы нам помочь.

Димирест вспомнил про полосу три-ноль и подумал: «Хорошо, если б так». Про то, что у них заело стабилизатор, он решил промолчать – не было смысла вдаваться в различные технические подробности аварии, которые для большинства пассажиров все равно останутся непонятными. И он продолжал – теперь уже с легким оттенком юмора в голосе:

– Но отчасти вам сегодня все-таки повезло, ибо у нас в кабине не один опытный пилот, а целых два – капитан Энсон Хэррис и ваш покорный слуга. Мы – два старых воздушных волка, за плечами у нас больше летных часов и лет, чем нам хотелось бы в этом признаться, – разве что сегодня, когда наш совместный опыт может всем нам