весьма и весьма пригодиться. Мы будем всемерно помогать друг другу. Вместе с нами летит второй пилот Сай Джордан, который часть времени уделит вам. Прошу и вас, в свою очередь, помогать нам. В этом случае обещаю, что мы благополучно закончим полет.

Димирест выключил микрофон.

Не отрывая глаз от приборов, Энсон Хэррис пробормотал:

– Очень это у вас здорово получилось. Вам бы политикой заняться.

– Никто не станет за меня голосовать, – угрюмо сказал Димирест. – Люди не любят прямого, откровенного разговора и боятся правды.

Не без горечи вспомнил Димирест заседание Совета уполномоченных, где он яростно выступал против продажи страховок в аэропорту. Откровенный разговор привел его тогда к поражению. Интересно, что скажут члены Совета и его достопочтенный шурин теперь, когда стало известно, что этот маньяк Д. О. Герреро застраховал свою жизнь с намерением взорвать самолет? Очень может быть, думал Димирест, что их и этим не проймешь и только вместо обычного: «Такого не может случиться» – ему заявят: «Это случай из ряда вон выходящий, такие вещи не повторяются». Ну ладно, лишь бы благополучно посадить самолет, а там уж, будьте спокойны, он задаст им жару с этими их страховками, какую бы чушь они ни пороли. И на сей раз к нему прислушаются. То, что произошло сегодня – чем бы это ни кончилось, – несомненно, привлечет к себе внимание прессы – уж он об этом позаботится. Он выложит репортерам все напрямик – и насчет этих страховок, и насчет Совета уполномоченных, и, уж конечно, насчет его драгоценного родственничка Мела Бейкерсфелда. Пресс-бюро «Транс-Америки» постарается, конечно, опровергнуть его сообщение «во имя общих интересов». Ладно, пусть только попробуют!

Снова прозвучали сигналы радиосвязи.

– «Транс-Америка», рейс два, говорит Кливленд. Аэропорт Линкольна сообщает – полоса три-ноль временно закрыта. Делаются попытки убрать помеху до вашего прибытия. Если не удастся, примут вас на два-пять.

Димирест подтвердил прием. Лицо Энсона Хэрриса помрачнело. Полоса два-пять была на две тысячи футов короче, да еще и уже и – по последней метеосводке – под скверным поперечным ветром. Посадка на два-пять сильно увеличивала опасность аварии.

Выражение лица Вернона Димиреста, принявшего радиограмму, яснее слов говорило о том, что он по этому поводу думал.

Буря не утихала, продолжало жестоко болтать. Энсон Хэррис старался по возможности выровнять самолет.

Димирест повернулся ко второму пилоту:

– Сай, ступайте снова к пассажирам, займитесь ими. Проследите, чтобы девушки продемонстрировали все, что может потребоваться при посадке, и постарайтесь, чтобы все это усвоили. Потом отберите несколько пассажиров понадежнее. Объясните им, где расположены аварийные выходы и как ими пользоваться. Если мы выскочим за пределы полосы – а при посадке на два-пять, несомненно, так оно и будет, – все полетит кувырком. В этом случае мы все, конечно, поспешим на помощь пассажирам, но можем и не успеть.

– Есть, сэр. – Сай Джордан снова, уже в который раз, встал со своего кресла.

Димирест предпочел бы сам пойти в пассажирский салон поглядеть, что с Гвен, но сейчас ни он, ни Хэррис не могли покинуть кабину.

Не успел Сай Джордан уйти, как появился доктор Компаньо. Джордан уже оттащил в сторону сорванную с петель дверь, и теперь ничто не преграждало доступ в кабину.

Милтон Компаньо коротко представился Вернону Димиресту. – Капитан, – сказал он, – я готов сделать доклад о пострадавших, как вы просили.

– Будем вам очень признательны, доктор. Если бы не вы…

Но доктор Компаньо нетерпеливо отмахнулся:

– Потом, потом. – Он открыл кожаную записную книжечку, в которой тонким золотым карандашиком была заложена страница. С характерной для него пунктуальностью он уже выяснил фамилии пассажиров, записал, какие у кого повреждения и какая оказана помощь. – Тяжелее всех ранена ваша стюардесса, мисс Мейген. У нее много рваных ран на лице и на груди и большая потеря крови. Кроме того, сложный перелом левой руки и ключицы, ну и, разумеется, сотрясение мозга. Прошу также сообщить кому следует в аэропорт, что нам немедленно по прибытии потребуется помощь хирурга-окулиста.

Вернон Димирест, стараясь сохранять самообладание, записывал сообщение доктора Компаньо в бортовой журнал, лицо его было бледно как полотно. Внезапно он перестал писать.

– Хирурга-окулиста? Вы хотите сказать… у нее повреждены глаза?..

– Боюсь, что да, – хмуро подтвердил доктор Компаньо. – Во всяком случае, в левом глазу есть осколки, – уточнил он. – Что это – дерево или металл, – сказать не могу. Специалист определит, уцелела ли сетчатка. Правый глаз, насколько можно судить, не пострадал.

– Великий Боже! – Димирест закрыл лицо руками; он чувствовал, как тошнота подступает у него к горлу.

– Пока еще рано делать выводы, – сказал доктор Компаньо. – Современная хирургия творит чудеса. Но здесь дорога каждая минута.

– Мы сейчас же пошлем радиограмму, – заверил его Энсон Хэррис. – Они успеют все подготовить к нашему прибытию.

– Тогда я продиктую вам остальное.

Димирест продолжал автоматически записывать то, что говорил ему доктор. По сравнению с Гвен Мейген остальные пассажиры пострадали довольно незначительно.

– Теперь я, пожалуй, вернусь туда, – сказал доктор Компаньо. – Надо посмотреть, все ли там в порядке.

– Обождите, – резко сказал Димирест.

Доктор поглядел на него с недоумением, но приостановился.

– Гвен… мисс Мейген… – Голос Димиреста показался ему самому неестественным и чужим. – Она была… она ждет ребенка… Это может как-то сказаться на ее состоянии?

Димирест заметил, как Энсон Хэррис бросил на него изумленный взгляд.

– Как можно знать наперед? – сказал доктор с оттенком раздражения в голосе. – Вероятно, у нее самое начало беременности?

– Да. – Димирест отвел глаза в сторону. – Да, самое начало. – Минуту назад он принял решение не задавать этого вопроса. А потом решил, что должен знать правду.

Доктор Компаньо задумался.

– На способность организма к восстановлению это, разумеется, повлиять не может. Что же касается ребенка, то мать не так долго находилась без кислорода, чтобы это могло оказать воздействие на плод, – никто ведь серьезно от этого не пострадал. А внутренних повреждений у нее нет. – Доктор помолчал и добавил не очень уверенно: – Нет, на ребенке сказаться не должно. Если мисс Мейген выживет – а при быстрой госпитализации на это, несомненно, есть надежда, – ребенок должен родиться нормальным.

Димирест молча кивнул. Доктор Компаньо постоял с минуту в нерешительности и ушел.

На некоторое время в кабине воцарилось молчание. Первым его нарушил Энсон Хэррис:

– Вернон, я бы хотел немного отдохнуть перед посадкой. Можете сменить меня пока?

Димирест кивнул. Его рука автоматически потянулась к штурвалу, ноги легли на педали. Он был благодарен Хэррису за то, что тот не стал задавать вопросов и вообще обошел Гвен молчанием. Что бы там Энсон Хэррис ни думал, у него хватило такта оставить это