class="p1">Маленький король пришел в ярость от такого грубого обращения с Жиаком, но быстро нашел себе другого фаворита, который успокоил его расстроенные чувства. Это был простой офицер гвардии по имени Ле Камю де Болье. Он был еще более глупым и невыносимым, чем Жиак, и не подпускал никого к королю, чтобы легче было вымогать у него земли и деньги, которых он жаждал. Когда в начале июня 1427 года коннетабль вернулся ко двору в Пуатье после очередной военной экспедиции (экспедиции, которая была столь же неудачной, как и обычно), он отдал приказ об устранении Ле Камю. Когда фаворит мирно ехал верхом по полю мимо замка, два вооруженных человека набросились на него, проломили ему голову и отрубили руку, от чего он мгновенно умер. Вскоре король увидел, как в замок привели мула Ле Камю, а затем привезли и самого Ле Камю в корзине. Этот инцидент вызвал у короля новый приступ ярости.

Однако коннетабль решил, что во время следующей военной кампании именно Ла Тремуй будет отвечать за опеку над королем. Карл ненавидел Ла Тремуя, в котором видел лишь высокомерного грубияна и ненавидел его даже больше, чем бретонца, но когда коннетабль стал настаивать, он довольствовался замечанием: "Дорогой кузен, это вы предлагаете мне его и вы раскаетесь в этом, потому что я знаю его лучше вас". Через несколько недель Карл полностью попал под влияние Ла Тремуя. Со своей стороны, новый фаворит поспешил доказать, что король был хорошим пророком и обратился против своих союзников присвоив себе всю власть.

10

Когда 2 марта 1439 года Людовик и его отец въехали в Лимож, король отправился в замок, а его сын — в аббатство Сен-Мартьяль. Один из монахов пожаловался лекарю Дофина, что аббат несправедливо отобрал у него должность, полученную от Папы. Людовик немедленно провел расследование и приказал аббату восстановить монаха в должности. Апеллируя к своему достоинству церковника, аббат долго говорил о поддержании дисциплины и заявил, что он не может отменить свое решение, не отягощая свою совесть. Однако Людовик сурово указал, что ему не нужно беспокоиться о своей совести и что его единственной заботой должно быть исполнение воли Дофина. С собой Людовик привез молодую львицу, восьми месяцев от роду, которую он поселил в одну из монастырских келий. Однажды ночью животное попыталось сбежать, выпрыгнув из окна, а на следующий день его нашли повешенным на веревке, которой оно было привязано. Глубоко пораженный, Дофин приказал убрать хвост, кожу и жир зверя в свой багаж. Однако он, по-видимому, не извлек из этого злоключения должной морали.

11

Во всей этой биографии все цитируемые диалоги взяты без изменений (за исключением перевода) из достоверных современных источников. Колебания, которые читатель может в дальнейшем почувствовать в тоне разговора Людовика, вероятно, объясняются неизбежными различиями в мышлении тех, кто его записывал. Даже самый добросовестный хронист воспроизводит не то, что было сказано, а то, что он услышал.

12

В Рюффеке, где двор праздновал Пасху, 18-летний Дофин едва не лишился жизни. В Страстную пятницу, когда он с Карлом, графом дю Мэн, и еще одним сеньором прогуливались за городом по лугам, он увидел лодку, пришвартованную на берегу Шаранты. Тут же все трое решили воспользоваться случаем и покататься по реке. Однако, когда течение стало ускоряться, они поняли, что их тащит в сторону мельницы. Лодка опрокинулась и Дофин со своими спутниками, как щепки, кружились в пенящейся воде. Когда Людовик пытался избавиться от тяжелых одежд, которые он надел на Пасху, он поклялся посвятить себя Деве Марии, если она поможет ему спастись. Вдруг неожиданный поток выбросил троих незадачливых путешественников на узкую отмель, с которой, сняв промокшую одежду, они наконец смогли вернуться на берег.

13

При английском дворе две группировки боролись за власть над слабым Генрихом VI. Поддерживаемые своими сторонниками, великие лорды соперничали друг с другом в хитрости и вероломстве. У правительства не было ни людей, ни денег для обороны завоеванных территорий во Франции. В то время как французы медленно выходили из анархии, англичане неизбежно двигались к Войне Роз.

14

К семи часам утра швейцарцы, жаждущие победы, достигли восточного берега Бирса. Не слушая доводы своих командиров, они настаивали на переправе через реку и нападении на армию, которая была в пять раз больше. Они даже дошли до того, что изрубили на куски гонца, которого Совет Базеля послал предостеречь их от такого глупого предприятия. Наконец, сформировав мощную фалангу, они переправились через реку, а затем, не обращая внимания на град стрел, сыпавшихся на них, стали подниматься по склону, отделявшему их от плато. Одетые в стальные доспехи и шлемы, их передние шеренги выставили в сторону врага лес пик, а те, кто находился в тылу, орудовали своими страшными алебардами и моргенштернами (боевыми цепами).

Когда они достигли края плато, Бюэль бросил против них свою тяжелую кавалерию. Завязалась кровавая и жестокая битва. Без устали швейцарцы наносили удары по вклинившимся в их ряды кавалеристам, атаковавших фалангу. Как волки, пытающиеся съесть ежа, живодеры обрушились на вражеские пики со всех сторон. В конце концов, однако, сами швейцарцы поняли, что не смогут одолеть врага. Им все же удавалось маневрировать своей фалангой и отбивать атаку за атакой, пока очередной ожесточенный натиск живодеров не расколол их строй так, что они были вынуждены с боем пробиваться вдоль реки Бирс в поисках убежища в колонии прокаженных, оставив 600 своих товарищей погибать под ударами врага. Разъяренные живодеры не смогли помешать швейцарцам найти убежище за мощными стенами хосписа Сен-Жак.

Затем Жан де Бюэль выдвинул вперед свою артиллерию. Когда залпы пушек обрушили участок стены, живодеры, теперь уже пешие, устремились в пролом, где началась ожесточенная рукопашная схватка. Разъяренные понесенными потерями, французы оказались в хосписном комплексе перед врагом, настроенным на смертельную схватку. Буркхардт Мунк, командующий австрийской кавалерией, был убит в стычке, как и Роберт де Брезе, брат Пьера, королевского министра. Поздним вечером оставшиеся швейцарцы были перебиты в винограднике, прилегающем к хоспису, или погибли в огне, охватившем башню, в которой некоторые из них забаррикадировались. За несколько часов до этого 600 соратников, которых они оставили на милость врага на берегу Бирса, погибли все до последнего. Из 2.500 человек, составлявших швейцарскую армию, в живых осталось около 200 израненных бойцов, которым удалось пробиться из колонии прокаженных и укрыться в Базеле. Горцы остались верны клятве, которую они дали накануне, заявив: "Мы отдаем наши души